Вверх страницы
Вниз страницы
ВНИМАНИЕ!
ПРИЕМ ВСЕХ ПЕРСОНАЖЕЙ ПО ПРОБНОМУ ПОСТУ



АДМИНИСТРАЦИЯ



НУЖНЫЕ ПЕРСОНАЖИ



ИНФОРМАЦИЯ

Рейтинг игры : NC-17

Система игры : эпизодическая

Действия в сюжете : НАПАДЕНИЕ ПЕСКА И ЗВУКА НА КОНОХУ

ТОПЫ

Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOP Рейтинг форумов Forum-top.ru


НАВИГАЦИЯ

Ваши вопросы Список квестов Список ролей Правила Сюжет Шаблон анкет Шаблон квеста Акции

АКТИВИСТЫ


ЛУЧШИЕ ИГРОКИ




ЛУЧШИЕ ЦИТАТЫ

"Столько дел еще не сделано, а сколько еще предстоит не сделать..." © UCHIHA ITACHI

Naruto.The Returning in the Foretime

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Naruto.The Returning in the Foretime » Отыгранные эпизоды » Laws of a Wartime


Laws of a Wartime

Сообщений 1 страница 25 из 25

1

[NIC]Temari[/NIC]

[STA]Lie, la-la- lie, la-la-la-la-lie..[/STA]

[AVA]http://se.uploads.ru/t/uJOQy.jpg[/AVA]

Название: Laws of a wartime

Участники: Temari, Mitarashi Anko aka Kankurou, Sabaku no Gaara

Место: Суна, окрестности Суны, Страна Огня.

Очередность написания постов: Temari, Kankurou, Sabaku no Gaara

Событие: dark!AU: Гаара занял пост Казекаге, вот только душеспасительной "беседы" с Наруто смог  избежать, и нисколько не сомневается в выбранной философии жизни. Суна превратилась в агрессивную развитую деревню, фактически подавив власть дайме Страны Ветра и перехватив у гражданских контроль и распределение ресурсов, и теперь всерьез задумывается об объявлении войны своему в недалеком прошлом союзнику, а ныне идеалистическому врагу, Конохе.

Отредактировано Temari (Вторник, 21 апреля, 2015г. 21:45)

+2

2

[NIC]Temari[/NIC]

[STA]Lie, la-la- lie, la-la-la-la-lie..[/STA]

[AVA]http://se.uploads.ru/t/uJOQy.jpg[/AVA]

Близится закат и Темари позволяет себе едва заметно улыбнуться, глядя на кроваво-красное небо. Ее душа поет, но тело двигается механически, выполняя рутинную работу – полировку Кьёдай Сенсу. Кожа на ее пальцах сморщилась и саднит от полироли, пыльная одежда свалена в углу, чуть дальше – сумка с оружием (свитки и пара кунаев потеряны где-то в лесах Конохи) но сама куноичи едва ли не напевает над своей работой, усталая и растрепанная. Но нельзя подать вида, надо бдить моральный облик и не выказать радости от неудачно завершенной миссии, и не важно, что она у себя  дома. Здесь, в Суне, нет ничего, чтобы не находилось под самым пристальным контролем и это было бы смешным, не будь столь грустным. Темари знает, что сейчас кто-то смотрит на нее через окно, выискивая признаки предательства, в котором ее уже давно подозревают. Ей хочется засмеяться – эта деревня полна параноиков, и ее братья из худших их представителей, и ни одному из них не может прийти одна простая мысль – их сестра счастлива. По-человечески счастлива, вопреки каждодневной кровавой службе и полному отсутствию личной жизни, и это ведь не преступление, верно? Она не предает доктрины Суны, идеалы Ветра, в конце концов, что может быть плохого в том, что ей так отчаянно хочется улыбаться? Должно быть, ей стоит навестить больницу и показаться бабуле Чиё, хотя бы для протокола. Если ее вызовут для разговора, она сможет прикрыться недомоганием, психическим срывом…

И никому не придет в голову, что причины ее шальной, не верящей в свое счастье, улыбки может скрываться в чем-то ином. В чем-то элементарном, примитивном, вроде совестной миссии с шиноби Конохи? Казалось бы, нашла чему радоваться, союз трещит по швам, союзные шиноби угрюмы и официальны до зубовного скрежета (а ее подчиненные – того хуже), но вот она, Темари, джонин, трет раз за разом первую «звезду» и давит в себе улыбку, не замечая, что все же слабо улыбается, склонившись над веером и невидяще глядя в созданную собственной головой тень на его поверхности. А ведь это его стихия, и она напоминает ей всякие глупости, которыми им все же удалось обменяться в те редкие мгновения наедине. Например, тот рваный поцелуй под липой, сразу после того, как она прикрыла его от бесноватой куноичи из Облака, отправив ее в полет до ближайшего ручья… Вечно ему попадаются одни женщины.

Невообразимый балбес, - Темари издает какой-то совершенно дурацкий смешок, и сама же пугается тому, как инородно и громко звучит он в ее комнате. Это отрезвляет. Двигаясь резко, урывками, она поднимается, со стуком прислоняет веер к стене и швыряет куда-то туда же тряпку, которой его чистила. Взгляд падает на протектор и сердце сжимается: невообразимо, что она вспоминает такие вещи и радуется тому, что в очередной раз прикрыла беспомощного шиноби из Листа. Шиноби, которому ей все равно нельзя доверять, будь он хоть трижды союзником и ее личным должником. В конце концов, он сам спасал ее не раз, можно считать, что они квиты, но… но, черт побери, Коноха это ведь не Суна. В Конохе совсем другие правила и как бы ей не хотелось оказаться снова в этой доброжелательной деревне, ей туда путь закрыт. Не куноичи Кровавого Песка, не сестре Казекаге.

Стоп, с какой стати она вообще думает об этом? Она наклоняется и сгребает в руки ворох сброшенной одежды с миссии, запахи войны тут же забираются в ноздри, и она морщится от запаха гари и пороха, пота и крови, впитавшихся в ткань, вызывая тошноту. Срочно в стирку, а ей самой под душ, и не думать, не вспоминать о том, что было там, на миссии. Это не относится к ее настоящей реальности, к тому, как живет Суна и она сама. И Шикамару Нара, далекий шиноби Листа, не должен задерживаться в ее мыслях дольше, чем она пишет отчет. Именно так.


− …Таким образом, потери среди союзной группы составили 20% - представитель клана Хьюга была убита на восьмой день миссии и найдена обезглавленной. Голову так и не удалось найти, как и убийц. Так как это была наследница главной ветви, есть высокая вероятность того, что бьякуган будет успешно извлечен Орочимару,  - Темари озвучивает доклад ровно, словно неживая зачитывая скупые и холодные строчки. Гаара усмехается и откидывается на спинку своего кресла, не скрываясь демонстрируя, что проблемы Конохи не то что его не волнуют, а даже напротив, весьма радуют. Еще бы. Суна не могла похвастаться в своих рядах множеством кланов с кеккей генкай, кроме семьи самого Казекаге, так что, если секреты клана Хьюга окажутся разворованными - это определенно скажется на силе Листа, а с недавних пор Гаара стал видеть в этой деревне прямого конкурента Суне. Темари не могла решить, что чувствует по этому поводу, но растущая враждебность к тем, кто прежде был их беспрекословными союзниками, ее определенно напрягало. И все же, она не могла усомниться в том, что значительная доля справедливости в этом есть – Гаара пусть и был властным и жестоким Казекаге, переплюнув собственного отца, но все же всегда стремился к благу: сделать Суну величайшей деревней шиноби, вернуть старый престиж и богатство в земли Страны Ветра. Может и излишне радикальными методами (чего стоит прозвище «Кровавый Песок»), но разве без жесткой дисциплины они смогли бы поднять Суну с колен, после всей той разрухи и забвения, в которые ее вогнали собственные соотечественники с даймё во главе? Темари охотно работала ради расцвета Песка, равно как и прочие, в суровом военном режиме, как и пристало настоящим ниндзя, и если в дальнейшем придется расторгнуть союз, чтобы развиваться независимо друг от друга, она поддержит брата. Скорее всего.

− Так как инициатором развед-миссии в том секторе была Коноха, именно по ее же последующему письменному приказу миссия была признана проваленной, а шиноби отозваны. Я и моя команда вернулись вчера в девятнадцать сорок, протокол прибытия и отчеты чуунинов приложены в конце доклада, - монотонно договорила Темари и замолчала, в ожидании того, как ее Казекаге отпустит ее. Ее немного нервировал стоящий позади Гаары Канкуро, чья разрисованная физиономия утопала в тени. Что кукольник забыл здесь? Впрочем, выяснять это она не собиралась. На самом деле, ей очень хотелось закончить со всей этой рутиной и поскорее вернуться домой. Она обещала написать Шикамару письмо и пока еще они с Конохой были союзниками, не было никакой формальной причины не сдержать обещание.

− Могу я идти? - мыслями пребывая уже где-то у башни с соколами нетерпеливо спросила она, глядя куда-то в тень между плечом Гаары и Канкуро. Намерение не думать о Шикамару Нара куда-то исчезло без следа.

Отредактировано Temari (Суббота, 28 марта, 2015г. 01:20)

+3

3

[NIC]Kankurou[/NIC]

[STA]|the last shadow puppets|[/STA]

[AVA]http://se.uploads.ru/t/pNofK.png[/AVA]

[SGN]http://se.uploads.ru/t/pKVRO.png[/SGN]

Like fire
Hellfire
This fire in my skin
This burning
Desire
Is turning me to sin ©

Тяжелые, быстрые шаги глухим эхом отражаются от стен коридора, и улетаю гораздо дальше своего обладателя, теряясь в закоулках, и заставляя обывателей резиденции Казекаге настороженно прислушиваться. С недавнего времени каждый из служащих для своего же блага научился распознавать поступь любого из пустынных сиблингов почти с параноидальной точностью – и у всех обычно есть не больше пары секунд чтобы сделать соответствующие выводы и решить, убираются ли они с пути идущего или нет.
Но, сегодня, коридоры подозрительно пусты, видимо всех в той или иной мере интересует грядущее зрелище. Если напрячь слух как следует, то можно услышать рокот голосов гражданских, кого допустили во внутренний дворик резиденции – в основном это слабо негодующие родственники, которые еще не знают о вынесенном приговоре. Впрочем, о нем в принципе знают только несколько человек.
- Тайи! – шиноби резко останавливается и разворачивается. В закатных лучах солнца сталью сверкает начищенный хитай-ате и в тон ему металлические шевроны с капитанскими знаками отличия, и как это все причудливо сочетается со слегка модернизированным одеянием работника театра бунраку. Рядовой чуунин отводит взгляд, проклиная свою нерасторопность, громкий голос и сиплое дыхание после бега – кто ж виноват, что один шаг капитана по скорости обгоняет три нормальных, человеческих, шага, - Тайи, свиток со списками осужденных.
Глубокий поклон, почти в пояс, свернутый пергамент на вытянутых руках и возможность разглядеть свое унылое отражение в начищенных до блеска форменных полуберцах. И как ему не жарко в подобном обмундировании?
- На кой черт мне твой список? – насмешливый, рыкающий тон заставляет парня зажмуриться, словно в ожидании удара. И удар следует, несильный, а принижающе-снисходительный – торцом ладони по подставленному затылку, - думаешь, у него есть время читать всю эту хрень?
Короткий, рыкающий, смешок и плавный разворот на подошвах прочь от прибывающего в оцепенении чуунина – рядовой еще с пару секунд будет стоять в полусогнутом состоянии, не понимая отчего его разрывает желание закричать. От собственной ошибки? Или же, от того, что под именами в свитке больше нет людей. Они перестали существовать, как только был заключен приговор, и стали просто… хренью?

- Капитан айнзацгруппы полиции безопасности Сунагакуре, - до неприличия ровным голосом объявляет секретарь и тут же спешно ретируется в сторону, рискуя быть впечатанным в стену от резких движений вышеупомянутого капитана. Тот, отчего-то не любит видеть препятствия на своем пути. Казекаге медленно поднимает голову, чтобы встретится глазами с вошедшим шиноби – зрительный контакт, как правило, длится не дольше двух секунд, а прерывается спешным кивком головы. Вроде, как и поклон уважения к правителю, а вроде и что-то такое снисходительно, за что и шею можно свернуть под нужным для почтительного приветствия углом.
Как, впрочем, и за кинутый на столешницу свиток, который со стуком подкатывается к рукам Казекаге, прямо по свеженаписанному документу, уничтожая половину иероглифов, и смазывая вторую в нечитаемую мазню.
- Приговор о казни для пятнадцати сепаратистов. Они во всем сознались, - как ни в чем не бывало, говорит капитан, безмятежно наливая себе из кувшина воды, и делая глоток – пурпурная краска на губах, тут же теряет яркость по сравнению с остальным рисунком. Молодой мужчина задумчиво рассматривает висящую на стене картину с чудесными, многогранными видами пустыни, - По законам военного времени умереть они должны от твоей руки. Но, если захочешь…
Тихий голос и мановение руки останавливает речь – капитан едва заметно морщится, допивая воду и отставляя прочь стакан. В идеологии его Казекаге бреши недопустимы, кто вынес смертельный приговор тот и должен его исполнить, что ж здесь непонятного.
Тихие, скользящие шаги почти беззвучны в длинных коридорах…
И в отличие от бестолковых догадок служащих, капитан точно знает кому они могут принадлежать – он суматошным, быстрым движением оказывается за креслом каге Суны, как раз в тот момент когда дверь в кабинет открывается, и входит она с докладом и запахом зеленных лесов, запутавшихся в волосах цвета солнца.


В этих комнатах всегда стоит запах деревянной стружки и лака. Под потолком отдает богу душу допотопная лампочка, покрытая тонким слоем столярной пыли, а от ее закоптившегося и порванного шнура тянется тонкая, серебристая паутина. Паук живет в комнате уже не первый год, помилованный и вполне счастливый. Устав от кропотливого восстановления своего белоснежного кружева, он оглядывает владения всеми парами глаз – инструменты, заготовки, марионетки – все на своих местах. Все, кроме души хозяина комнаты.
Канкуро беспокоен. Он уже с полчаса смотрит в одну точку, перебирая между пальцами руки стамеску. Та периодически падает на пол, и тогда он берет новую из открытого столярного ящика. А когда тот оказывается пуст, парень со вздохом закидывает руки за голову сцепляя их в замок, и откидывается на спинку стула, покачиваясь на нем.
Скрипят деревянные ножки – скрипят нервы брата Казекаге. Кривая усмешка, которая медленно сходит на нет. Как быстро они поменяли свои статусы.
Демон Пустыни превратился в деспотичного Казекаге, создающего свой бастион из песка и крови.
А Брат Демона стал капитаном карательных отрядов этого бастиона.
И лишь она осталась Пустынной Принцессой.
По крайней мере, для одного из братьев.
Капитан полиции безопасности деревни…
Фраза неприятно царапает язык, заставляя думать о ком-то слишком серьезном и с тяжелым, свинцовым взглядом. Одно ясно точно, как только Гаара принял титул Каге, все они отреклись от своего прошлого. У Канкуро оно осталось кровавым туманным страхом перед младшим братом и без надежд на светлое будущее. А у Капитана нового режимы Суны и вовсе никогда не было прошлого, зато есть будущее – покрытое кровавым туманом и в страхе перед младшим братом.
Замкнутый круг.
Но… он высвобождает одну руку и протягивает ее к потолку, ловя в кулак тусклый свет одинокой лампочки… даже в этом пустынном, губительном самуме находится место счастью. Оно расцветает подобно водяному, пурпурному лотосу на лице Темари, и Канкуро, исходя в бессильной злобе, не мог никак понять, кому ж надо быть обязанным за ее блестящие глаза.
И это создавало препятствие, которое нужно было уничтожить. Ревность губительным тленом подбиралось к цветку – капитан полиции широкими мазками наносит на свое лицо краску цвета гангрены, скрывая за ней большинство истинных эмоций. Паук с потолка внимательно следит за отточенными движениями рук, которые, возвращают все на свои места.


Чем монотонней был доклад сестры, тем угрюмее становилось лицо Канкуро – создавалось впечатление, что он бьется кулаками об свинцовый саркофаг, в который Темари сознательно заключила себя и все свои чувства, пряча их словно свое величайшее сокровище. И это выводит шиноби из себя – он должен знать, черт возьми!
- И отрубленная, пропавшая голова девчонки Хьюга стала причиной для того чтобы отряд из Суны задержался на нейтральной территории больше положенного?? – на полтона громче чем того требует ситуация. Наверное, от волнения. Чья-то сестра убита, его же стоит напротив, и смотрит стеклянными глазами, в которых читается желание быстрее закончить беседу.
Если бы с ее головы упал хоть волосок…
Деревянная кайма спинки кресла Каге трещит под сомкнувшимися на ней пальцами. Парень с силой сжимает челюсти, еще чуть-чуть и эмаль начнет осыпаться, и по большей части ему самому не понятна эта вспышка гнева. Да, он не любит когда Темари отправляется на совместные разведки с шиноби Конохи – это не раз было высказано как самой куноичи, так и Гааре.
Очередной стук в дверь разбивает гнетущую обстановку, и Казекаге плавно поднимается из-за своего места. Дела семейные вновь прогибаются под дела государственные, и все присутствующие должны соответствовать официальным должностям. Канкуро широким шагом выходит из спасительной тени, надменно взирая на сестру сверху вниз, и ожидая приказа годайме.

Отредактировано Mitarashi Anko (Вторник, 24 марта, 2015г. 22:09)

+3

4

Гаара не считал себя властным деспотом, держащим свою родную деревню в ежовых рукавицах, не позволявшим ее жителям, его людям, спать по ночам спокойным сном. К страху, что испытывают при его появлении он привык с детства, так что ужас застывший на лицах суновцев он воспринимал теперь, будучи первым лицом, не иначе, как уважение. Если в чужих глазах Песчаный не видел страха, значит этот человек ничего не стоил для него. Строптивый, упрямый - зачем ему такой человек в деревне, который может ослушаться его? Новый Казекаге бдительно за этим следил, и мерил величие поднимающейся из серости пустоты и слабости Суны, в человеческой покорности его воле. Его слова - неоспоримы. Его мнение не подлежит сомнению. Вопросы задает он, и должен услышать только те ответы, что его интересуют. Вряд ли в его доме найдется личность-Брут, способная воткнуть в спину Гаары нож, пускай даже больше из страха, чем от желания уничтожить кровавого правителя. Его не так просто убить исподтишка, а уж одолеть в открытом бою фактически невозможно, будем честными.
И не смотря на столь жесткое, даже жестокое управление, деревня песка процветала и возвышалась над своими соседями, придавленными умелой рукой Казекаге Сунагакуре. Пока его деревне нужны были поддерживающие союзы, юный правитель терпел их, относился снисходительно к чужакам шиноби, ровно столько, сколько требовалось для блага его песчаной родины. Теперь наступает пора медленно отходить в сторону от союзных деревень, и сосредоточится на внутренних делах дома. Он распределил обязанности таким способом, чтобы как бы то не было, хрупкая политическая пирамида держалась под ним стойко, и первая должность ушла к Канкуро, хотел тот этого, или нет. И здесь не играли роли прямые родственные связи - не смотря на свою вспыльчивость, которая стала для некоторых через пару лет просто невыносимой, Канкуро всегда делал то, что скажет ему его младший брат, не задумываясь "а стоит ли?". Роль капитана полиции пришлась ему как нельзя кстати. Прежде холодного и бесстрастного суда Казекаге, виновные имели шанс попугаться искусным угрозам кукольника, вспыльчивого и крикливого. Канкуро должен быть доволен своей должностью, в кои то веки теперь его раздражительность и вечно зудящий кулак поощряли... Темари... С ней все сложнее.
-  Где-то я просчитался. - Сестра была тем связующим звеном между Суной и ее соседями, выполняя поручения брата касаемые окружения деревни, тогда как Канкуро не имел права покидать родное гнездо. Пускай откровенных бесед между родственниками не было, о таком даже смешно подумать, Гаара не был слепцом чтобы не замечать излишние чрезмерные всплески ярости брата, задержись Темари за пределами Сунагакуре чуть дольше положенного. Его брат не из тех, кто умел скрывать свои эмоции - он всего-лишь  открытая книга. Темари же хитра и изворотлива под пытливым взглядом правителя, надевает маску равнодушия простого воина, лишь исполняющего приказы Казекаге. Но она слишком стремилась к уединению, а в темных, всегда в легкой иронии прищуренных глазах мелькала искра затаенного веселья, едва стоило упомянуть в слух Коноху. Да, не смотря на все ее старания, Гаара замечал, как рвется сестра "в бой", с постоянной готовностью взять на себя все, что связано с деревней листа. Причина ему была неизвестна, он не всевидящий, но с таким трудом возведенная его руками пирамида, на вершине которой было его место, шатко тряслась под двумя скрипучими опорами, и Песчаному это не нравилось.
Он усталым жестом растирает между пальцев черные, влажные, въедливые пятна чернил, без удивления вяло-скучающе отреагировав на то, каким неистовым торнадо влетел в его кабинет брат, кинув на стол свиток, не удосужившись дождаться, когда Казекаге отодвинет бумаги и освободит место для списка обреченных на смерть. На бубнеж Канкуро Гаара едва заметно кривит тонкие, бледные губ, то ли в усмешке, то ли желая продемонстрировать брату свое раздраженное презрение, - Я знаю что делать с этими людьми лучше тебя Канкуро. Ты сделал свое дело - дальнейшее предоставь делать мне. - Он приподнимается со своего места, легким жестом перепачканной ладони отодвигая исписанные листы. С иронией проследив за тем, как"капитан" спешно скрылся в тени за его креслом, выглядывая оттуда аки голодный питон, сверкая блестящими глазами и разрисованной физиономией. Его жертвой очевидно была та, кто только что вошла сюда с каменным лицом остановившись напротив Казекаге, прямая, как натянутая тетива. - Говори Темари.
Доклад девушки оставил приятное впечатление. Суна все успешнее разгребала свои проблемы, оставшиеся еще с прошлого  правителя, а Коноха все больше погружалась в свои, как в вязкое болото. Скоро и макушки невидно будет... а Кровавый Песок улучшив момент наступит сверху и из пяти великих деревень останется лишь четыре. Могущество Суны возрастет вдвое, и Гаара с нетерпением ждал этого момента. Правда этот маленький триумф нарушило досадное поведение Канкуро. Следовало ожидать. Подобная сцена стала привычной и повторялась чуть ли не каждый раз по возвращению Темари. Глухой стук в двери вынужденно прерывает желание Казекаге осадить эту сладкую парочку, да отослать их собачиться по своему обыкновению подальше от его глаз. Забрав приказ, Гаара молча развернул его, повременив с уходом, пробежавшись по списку имен. - Пора вычистить мой сад от сорняков-вредителей. - Тихий, скрипучий, как песок по стеклу голос Песчаного прозвучал ударом гонга, оканчивающего бой между старшим братом и сестрой. - Каждый может оказаться сорняком, если перестанет быть полезным растением и приносить плоды. - Все так же холодно и безэмоционально выговаривает он, сворачивая листок. - А когда растение станет ненужным - решать тому, кто засадил почву. Намек понятен, Канкуро? - Льдисто-голубые глаза прожигают юношу насквозь, инет такого способа, чтобы противостоять этому умерщвляющему разум взгляду. - Я тебя не просил... Задавать вопросы, вместо меня. Ты можешь идти Темари. - Он повернулся в сторону светловолосой девушки. Насупилась, точно маленький ребенок - так задели слова Канкуро? - У меня есть для тебя новое задание, даю три дня на восстановление сил, а потом возвращаешься в Коноху с письмом. С тобой пойдет Канкуро. Его присутствие рядом с тобой во время задания, не обсуждается. Меня ждут.
Он молча, тенью скользит до двери, игнорируя калейдоскоп эмоций на лицах родных, которые общались друг с другом хуже кошки с собакой. Его власть держится на покорности его народа, а если возникают трения, нужно сгладить углы. И если это сделать принудительно, он добьется лучшего эффекта. Суна устранил любые свои проблемы...

Отредактировано Sabaku no Gaara (Суббота, 14 марта, 2015г. 21:19)

+3

5

[NIC]Temari[/NIC]

[STA]Lie, la-la- lie, la-la-la-la-lie..[/STA]

[AVA]http://se.uploads.ru/t/uJOQy.jpg[/AVA]

Rolling, and throwing, consoling
Everything that goes this far
Joking and hoping, revolting
All that shit that's who you are
Hoping, and scolding, revolving
Peel it back, reveal the scar
Loathing, exploding, controlling
This is what you really are

Легкий древесный треск раздается неожиданно четко в наступившей тишине и Темари тут же находит взглядом источник – кресло Казекаге и неожиданно сильная хватка пальцев кукольника на его спинке. Не к добру это, Канкуро снова не в духе и это неожиданно вызывает у нее досаду, заставляя поморщиться и посмотреть в яростно блестящие в темноте глаза брата. Опять он выпаливает какие-то по ее мнению смехотворные претензии, будто действительно мог в точности до минуты просчитать время, которое им могло понадобиться, чтобы добраться до Суны. Вот какого черта? Вечно ему неймется, везде надо нос свой засунуть! Полицай. Как это невыносимо, когда принятая должность меняет близкого человека до тошнотворной невменяемости, а ничем иным попросту не назвать поведение брата. Она, может, и могла бы промолчать, надменно проигнорировав этот дерзкий вопрос агрессивно настроенного родственника, вот только Канкуро вольно или невольно, а прошелся рядом с опасной темой, которую ей совершенно не хотелось, чтобы он касался. Когда есть что скрывать, сложно оставаться хладнокровным, особенно таким прямолинейным людям, как она. Недружелюбно нахмурившись, как и всегда, когда брат позволял себе подобную несдержанность, Темари оценивающе пробежалась взглядом по его физиономии, раскуроченной пурпурными, изломанными гневом линиями, и недовольно сузила глаза, намереваясь немедленно поставить брата на место:

− Очевидной для всех кроме тебя, Канкуро, причиной задержки, явилось то, что команда Листа запросила оказать содействие в поисках, - ядовито произнесла она, буравя взглядом черные глаза брата, и, под конец фразы не желая превращать это в дурацкую игру в гляделки, моргнула, посмотрела на безмятежно терпящего выходки Канкуро Казекаге. Ну, может и не безмятежно, но терпящего, однозначно! И откуда только в нем столько терпения? Кукольник на своей работе явно набрался излишней спеси, и не будет ли уместным напомнить ему о его месте?

− Неофициально, - добавила она, небрежно пожав плечами: −  Мне ничего не стоила эта услуга, зато теперь они в долгу перед нами. Это может пригодиться в будущем, - с ноткой заискивания добавила она, глядя на Гаару, определенно довольного принесенными вестями и не заинтересованного в том, где команда Песка могла потерять целый день. По логике Казекаге это было мелочью, недостойной его внимания,  ведь миссия изначально не имела временных рамок, а уж что послужило причиной задержки (которую еще надо высчитать) – песчаная буря, чье-то ранение или вынужденное отступление с изначальных координат – не важно. Гораздо больше его волновали собственные дела, так что разгорающийся спор с легкостью был прерван стуком в дверь, а сам младший поднялся со своего кресла, равнодушный к чужим пререканиям, и лишь спокойствия ради роняя тихие угрожающие намеки, наседая, главным образом, на кукольника. Темари же молчала, принимая слова брата со всем вниманием, и от услышанного ее снова пробил этот особый озноб, который вызывал только джинчуурики – смесь страха и уважения, казалось, даже волосы зашевелились, будто от легкого ветерка, а на деле – от услышанного обещания. Он всегда так с ними поступал, всегда мог надавить и вынудить поступить по своему, а они…а они всегда подчинялись, прекрасно зная границы его терпения и равнодушия, зная, когда еще можно упорствовать и позволять себе то, что другим казалось немыслимым безрассудством и каралось бы немедленно. Темари пришлось прикусить язык и тогда, когда Казекаге озвучил свой приказ – на первый взгляд, не самое сложное задание в ее практике, хотя идея идти с Канкуро вместе в Коноху и была возмутительна. Но лучше она сейчас придержит свое мнение при себе, потому что Гаара однозначно дал понять, что не время больше досаждать ему глупостями.

И хотя она не успела узнать, что нынче в родной деревне является новостью дня, догадаться особого труда не составило, как и то, чем Казекаге намеревался немедленно заняться. Слова Гаары лишь подтвердили ее предположения, Темари отошла в сторону, уступая дорогу и чувствуя, как поднимается по горлу дурнота. Сразу стало не до непонятно отчего вскипевшего Канкуро, ни до собственной позиции «это не твое собачье дело», ни до слабых возмущений по поводу новой миссии, стало просто противно и неприятно, хотя на бледном лице едва ли дрогнул хоть один мускул, изобличая испытываемое отвращение. Все-таки, это не первые казни в Сунагакуре и что-то незаметно было, что число оппозиции благодаря им как-то заметно  уменьшилось. То есть, конечно, прямо никто не бастовал, особенно после того как единственное подобное мероприятие было стандартным для джинчуурики образом «разогнано». Младший брат не терпел никакой оппозиции и держал все в своих руках, и Темари на самом деле была на его стороне, как и всю жизнь, но ей было тошно от того, что деревня постоянно купается в крови и не может просто, ну, подчиниться? Принять правила и новую стратегию развития, а не плести подковёрные интриги, которые все равно в конце концов раскрываются. Неужели им мало смертей? Они могли бы быть уже давно сильнейшей нацией, если бы народ поддержал Гаару полностью, а не так, как сейчас.

− Снова? – напряженно шепнула она в сторону брата, когда Гаара вышел за порог кабинета вершить свое правосудие, − Сколько на этот раз?
Было что-то изощренно-уродливое в том, что почти всех этих людей, которых сейчас лишит жизни их младший брат, нашел и приговорил к смертной казни средний, который не был чудовищем. А она, старшая, может только после, в архиве, найти их личные дела, ведь никто не посмеет назвать их. Имена предателей запрещено произносить вслух, словно они зараза, тлетворная болезнь, заражающая других людей скверной предательства и делающих их следующими в очереди на линчевание.

"– Так скольких же ты убил сегодня, Канкуро?" – она смотрит на него какие-то секунды, словно силясь увидеть в нем своего прежнего брата, но, кажется, именно сегодня тот Канкуро, которого она знала большую часть своей жизни, особенно хорошо скрывался за этим лицом в пурпурной краске. Дела деревни снова давят, Темари покидает кабинет Казекаге и идет в сторону дома, выбросил из головы дурацкую идеи о письме. В Суне нет места этому ребячеству, да и намек Гаары  сделал свое дело. Ей не хотелось больше думать о вечнозеленой Конохе, «летнему» шиноби и о том, чем сейчас занимался Казекаге. Встретив на выходе из резиденции нескольких напряженно-ожидающих шиноби с гражданскими, она пряча глаза и плотно сжимая бледные губы молча прошла мимо, игнорируя робко-отчаянные вопросы. Это не в ее власти, отсрочить казнь или вообще что-то изменить. Ее братья ведали чужими жизнями, а не она. Она даже не знала их имен, что она могла ответить?

В Суне нет лета, в Суне только осень. И взращенный на ненависти к себе проклятый джинчуурики собирает урожай чужих смертей как плоды зла, совершенного по отношению к нему.


Они вышли рано утром, когда солнце лишь подбиралось из-за горизонта к рассвету. Сухие приветствия, пожелания удачи в пути, и вот они покидают пределы деревни, идут по песку, направляясь прямо к границе со страной Огня. Темари думает, что за три дня их конфронтация заметно ослабла, Канкуро больше не поднимает тот дурацкий вопрос и вообще, казалось, заново привыкал к тому, что волен выйти за пределы Суны и даже отправится в чужую Скрытую деревню. Письмо Темари держала у себя, тщательно запечатанный самим Гаарой свиток скрывался под одеждой и оставалось только гадать, насколько важные там сведения. Пока они шли по пустыне, Темари размышляла, чего же хочет ее брат? Зачем отправил ее в Коноху, если он уже настолько открыто радуется проблемам Конохи? Что, если в свитке заключено, скажем, объявление войны? Может ли такое быть? Предрассветная пустыня холодная и Темари ежится, то ли от холодного воздуха, то ли от своего предположения. В таком случае, присутствие рядом Канкуро оправдывалось – он мог при необходимости прикрыть ее спину и помочь вырваться с боем, если потребуется. Но стал бы Гаара так ими рисковать? Не проще ли послать сокола? Да и станет ли Коноха вообще их атаковать, даже принеси они подобные вести? Как ни крути, а думы ею овладели самые тяжкие и даже присутствие брата, с которым она в последнее время не мгла найти общего языка, не могло отвлечь ее от них. Будущее представало перед ее воображением в самых мрачных красках.

Отредактировано Temari (Суббота, 28 марта, 2015г. 01:20)

+3

6

[NIC]Kankurou[/NIC]

[STA]|the last shadow puppets|[/STA]

[AVA]http://se.uploads.ru/t/pNofK.png[/AVA]

[SGN]http://se.uploads.ru/t/pKVRO.png[/SGN]

It's a new day for the faceless
Take the torches from the useless
First amendment second guesses
All dependent, I'll do anything to help you ©

Иногда, на задворках сознания мелькает мысль, что до того как Гаара принял титул, в общем-то они были полноценной семьей. Сироты, искавшие утешение в глазах друг друга. Канкуро находил свое спокойствия ловя солнечные блики на забавных хвостиках волос старшей сестры, она же всегда могла отгородится от ропщущей толпы спрятавшись за широкой спиной брата. Вместе они создавала буфер для Гаары, не позволяя тому излить свою злобу на весь окружающий мир и утопить его в крови. Проклятые дети Казекаге. Покинутые дети Казекаге.
Верно, боги посмеялись когда выписывали на небесных скрижалях их судьбу, если она свернулась нелепым уроборосом обгладывающим собственный хвост. Теперь же, кровь что течет между пальцев его младшего брата называется правосудием, и Канкуро соврет, если скажет, что оно ему претит. В конце концов, он сын своего отца – с каждым прожитым годом сходство все более очевидно. Он патриот своей деревни и страны. И он надежный бастион защиты своего годайме.
… или же сорняк на его огороде?
Этот страх никогда не пройдет, но он может трансформироваться во что-то более глубинное, потаенное. И иногда Канкуро кажется, что его брат сам как биджу может забираться под кожу к другими людям, и бездумно потоптавшись в чужой душе, устроится на кровавых ошметках словно ласковый кот в лежанке. Кот, с острыми когтями и ледяным взглядом зеленых глаз.
Раньше он дергался всем телом слыша угрозу в голосе Гаары. Сейчас, принимает это как данное. 
Проклятый брат Казекаге.
Именно его, а не Гаару станут поносить семьи тех кого скоро постигнет участь быть запертыми в песчаном саркофаге. Все знаю кто является предпосылкой к этим казням, именно с дозволения капитана карательных отрядов проводятся обыски в домах. Именно он подписывает приказы об арестах. И Канкуро готов принять на себя всю ответственность и гнев со стороны… но, только, не от Темари.
Надменный взгляд быстро меняется, и парень низко опускает голову, закрывая лицо тенью от капюшона – не надо так, не смотри на меня с презрением и болью, прошу тебя. Пальцы на руках дрожат от напряжения, и больше всего ему хочется обнять сестру, найти успокоение в ее ласке – но, он сжимает кулаки, и одним мановением мысли восстанавливает душевное равновесие.
Это все чертов запах коноховцев на ее одежде и коже.
Он действует на капитана как красная тряпка на быка.
Гаара выходит прочь из кабинета, и по протоколу, его капитан должен следовать за ним следом, словно преданный пес. Но, Канкуро стоит как вкопанный рядом с девушкой. Ему немного стыдно за свою несдержанность и повышенный тон, но это все от тревоги. Которая, как оказывается, никому не нужна.
- Пятнадцать, - сказал, словно отплюнул. Поднял голову, глядя куда-то поверх головы сестры, - трое еще генины, - зачем он это говорит? Чтобы усугубить ее состояние, или свое? Гаара сказал верно – сорняки, даже самые мелкие, недопустимы в его саду, и потому Канкуро как верный садовник выкорчёвывает их с корнем, - не думай об этом, - он подается к ней, но Темари ускользает от ненужного вмешательства в свое личное пространство. И парень каменеет, переходя на официальный, холодный тон, чтобы исправить всю нелепость последней, отчаянной фразы, - лучше, подготовься к миссии.
Тяжелые, быстрые шаги гулким эхом отражаются от стен коридоров – он догоняет Казекаге, и сбавляя темп следует следом за ним. По мери пути их компания разбавляется несколькими старейшинами, сподручными и подоспевшим Баки. Каждому находится свое задание, и уже на подходе к месту линчевания Канкуро отделяется от общей процессии, присоединяясь к ожидающему его отряду айнзацгруппы – именно они первыми выходят к гражданским, занимая свои места, чтобы сдерживать толпу.
- Вывести сепаратистов.
Короткий, рыкающий приказ. Широк расставленные ноги, и руки покоящееся на поясе. Прямой, безэмоциональный взгляд следит за выступающим к людям Казекаге. Гаара смотрит прямо в глаза собравшейся толпе, Канкуро же ощущает ответные взоры спиной. И как только начинают зачитывать вслух приговор слышатся первые крики отчаянья и сдавленный плач. Он принимает их все на свой счет.
Проклятый капитан полиции Сунагакуре.


Кукольная балерина пляшет на нитях чакры, выделывая изящные па и каждый раз кланяясь в сторону своего единственного зрителя. Хрупкое, до белизны обтесанное деревянное тело обтягивает ярко-зеленая пачка… и это цвет вызывает приступы слепой ярости у кукловода, хотя он и не разу не сбился с такта. Пальцы знают свое дело, тогда как в голове роится миллион совершенно ненужных и пугающих образов.
Расскажи мне…
Но танцовщица молчит, лишь загадочно улыбается нарисованными губами. Деревянные, тонкие руки словно две арки смыкаются над головой в финальном движении. И тут нити чакры обрываются. Кукловод тщетно пытается восстановить их, суматошно маша руками, изгибается, тянется пальцами вслед за падающей балерины, и успевает лишь дотронуться до золотистых прядей, выбившихся из высокой прически.
Со стеклянным звоном кукла разбивается о пол, и этот звук нарастает, давит на голову, громыхает словно гигантский колокол зовущий к мессе.
Маленькая танцовщица разбита на сотни кусков, и она уже не улыбается, а рыдает кровавыми слезами, текущими по щекам отдельно лежащей головы.
С хриплым полу-стоном Канкуро садится в кровати тяжело дыша и покрывшись испариной. За эти три дня в ожидании миссии он собрал такую коллекцию ночных кошмаров, что хватит на всю жизнь. Парень тщетно проводит рукой по лицо, словно пытается снять остатки сна, как липкую паутину – воспаленные глаза, словно у безумца, блуждают по собственной комнате, не узнавая ее. И, наверное, впервые в жизни, марионетки, что расставлены в креплениях по всей комнате, кажутся ему пугающими и сулящими беду…

Сколько лет он не покидал пределы страны, занимаясь исключительно внутренними вопросами? Шиноби впускает в себя утренний холодный воздух, и с присвистом выдыхает его же через рот. Пустыня встречает его как старого друга – это для чужестранца все барханы абсолютно одинаковые, а Канкуро знает, какие были наметены за ночь, а какие справили юбилей. Он любит песчаные дюны Суны, любит слышать хруст песка под ногами – на нем вновь обычные, форменные сандалии заместо тяжелых капитанских берцев. Он как и прежде рядовой шиноби своей деревни, отправленный на миссию – поясницу приятно тянут боевые свитки.
Руки убраны в карманы – под пальцами перекатываются пищевые пилюли и какой-то мусор. А щиколотку царапает кунай, похоже, он слишком слабо затянул крепление. Потерял сноровку, но, об этом никто не узнает. Ситуация будет исправлена на первом же привале.
Канкуро молчит, не зная о чем говорить с сестрой. Раньше, найти общие темы для разговора было проще.
Видела, какие расцвели бутоны в теплицах… как там их, м… никак не могу запомнить.
Бабка Чие опять отказалась дать мне пару уроков. Старая карга.
Брат отлично контролирует Биджу.
Понести твой веер?
Он всегда что-то таскал за ними. Тыкву с песком Гаары. Веер Темари. Сумки с амуниций и свитками. Баки, когда тот в очередной раз напьется в одном из баров.
Взгляд Канкуро падает на тень идущей рядом сестры. Он и Темари может понести, но эти мысли слишком запретные, слишком опасные.
Спустя время впереди выступает границы песков, как раз вовремя – им повезло избежать бури, или палящего, выжигающего все на своем пути солнца. Уже чувствуется как меняется воздух, и запахи вокруг. Зеленый, летний лес встречает путников, и Канкуро начинает ощущать себя не в своей тарелке – с потрескавшихся губ срывается презрительное фырканье.
- Надеюсь, нас не заставят участвовать в поминальной церемонии по наследнице Хьюго, - и это то, что он хотел сказать все это время? Конечно, в рамки их миссии входит почтительное и скорбное выражение соболезнование главе клана, только вот отчего при этой мысли парень невольно злорадно ухмыляется, - Не хотелось бы, чтобы она опять стала причиной проволочек.
Или есть другие причины? Тяжелые, свинцовый взгляд капитана карательных отрядов внимательно следит за реакцией сестры – даже тут он не собирается отказываться от своих методов. И если Канкуро что-то хочет узнать, он вытянет эту информацию щипцами.
Маленькая балерина, повинуясь нитям чакры начинает свой танец. 

Отредактировано Mitarashi Anko (Пятница, 3 апреля, 2015г. 00:44)

+2

7

[NIC]Temari[/NIC]

[STA]Lie, la-la- lie, la-la-la-la-lie..[/STA]

[AVA]http://se.uploads.ru/t/uJOQy.jpg[/AVA]

Пески наконец, заканчиваются, и Темари не может скрыть облегчения, появившегося на ее лице, стоит только показаться яркой зелени на горизонте. Тени убывают и им повезло добраться до леса до того, как вся тяжесть солнечного жара окончательно не придавит к барханам. Скоро их спрячет от жары полный света и запахов лес, укроет от палящих лучей светила и укутает прохладой. Темари оживляется, выбрасывая из головы неприятные мысли, ее шаг ускоряется, а вот Канкуро, кажется, лишь больше мрачнеет. Она слышит его фырканье и оглядывается, сводит светлые брови, слушая его насмешливые слова, и хмурится по-настоящему, чувствуя досаду. Неужели ему еще не надоело мусолить эту тему? Она кожей ощущает его тяжелый взгляд и игнорирует, старательно и с успехом.

− Хьюга давно мертва и, надо думать, похоронена по всем канонам своей семьи, - нехотя отвечает она и отворачивается обратно, делая первый шаг под раскидистую тень дуба. Эти штучки сегодня не сработают, Канкуро. Просто наслаждайся нашей пешей прогулкой, когда еще тебя выпустят из деревни, а? Трава пружинит под подошвами, на кожу падает мягкая тень, ласково остужая, лес приветствует ее пряным свежим запахом и переливами птичьих песен, наполняя ощущением свободы. Настоящее блаженство после жаркой оранжевой пустыни. На минуту перестав обращать внимание на брата, куноичи оглядывается, выискивая знакомое дерево, под которым привыкла переводить дух после марш-броска, и, найдя,  уверено двигается к нему, на ходу снимая тяжелый веер. Возможно, это странно, но сейчас Канкуро не вызывал у нее раздражения, не мог омрачить удовольствие от возвращения, разве что утомление от того, что снова поднял неприятную им обоим тему. А ведь ей казалось, это дело давно закрыто, выверено до мелочей и проштамповано службой безопасности, как нечто чрезвычайно важное. Пустые изыскания. Темари фыркает своим мыслям, плавно двигаясь к своей цели и наслаждаясь легким ветерком, чуть сильнее раскрывая ворот кимоно, ловя прохладу влажной кожей.  Канкуро умеет получать нужную ему информацию, а что до Темари, то скрывать ей особенно было и нечего, так, лично для нее важные моменты, свидетели которых вроде как должны отсутствовать. Говоря откровенно, скрытничает она больше из чистого упрямства, нежели от действительно большого количества совершенных дисциплинарных нарушений. Сугубо личное дело.

− А не слишком ли ты зациклился на ней? На этой Хьюга, – с дразнящей улыбкой спрашивает она. В этом подлеске ей комфортнее, привычнее, и она без предупреждения опускается на землю, намекая, что здесь и сейчас она больше никуда не пойдет, пока не переведет дух. Отчего-то вести подобную беседу о погибшей Хьюга ей было на удивление просто, несмотря на то, что была неплохо знакома с ней и была неприятно удивлена ее смертью. На тот момент ей действительно хотелось помочь группе шиноби Листа найти злоумышленников, тогда ее вел командный дух и адреналин с дофамином в крови. Сейчас же Темари не испытывала ровным счетом ничего, белоокая девица ушла в прошлое, у куноичи в жизни происходили потери по серьезнее, так что она могла сейчас без всякого стыда шутить над братом, упоминая имя погибшей. Очень даже, сознательно нарываясь на склоку. Когда они вообще просто дурачились в последний раз, что ей кажется забавной идея подоставать его подобным образом? А может, это небольшая месть за допросы. 

− Можно подумать, что скорбишь, понравилась еще с экзамена? А я-то думаю, с чего ты так взъерепенился…

Ехидно хмыкая, она приглашающе хлопает ладонью по траве рядом и откидывается спиной на ствол дерева, запрокидывает голову и смотрит в переплетение толстых ветвей. Кривая улыбка медленно пропадает с ее лица при долгом взгляде в небо, она прислушивается к ответу брата, загипнотизированная хороводом белых облаков. Ветер плавно покачивает ветви, шелест листвы и чистый запах действуют на редкость умиротворяюще, как и пение птиц, быстро возобновившееся после их появления. Радоваться таким мелочам она научилась рядом с ним. Раньше ей и в голову не могло прийти так бездарно тратить время вместо того, чтобы тренироваться, но Нара показал ей, как прекрасен мир, если остановиться и как следует оглянуться вокруг. Интересно, а сможет ли это увидеть Канкуро? Он так долго был заключен своими обязанностями в деревне, что казалось, окончательно потерял что-то важное в себе. Внутри охристых стен, с демоном Кровавого Песка он только и делал, что искал врагов-отщепенцев и «выкорчевывал» гнилые корни измены. Наверное, ей повезло больше, она дышала свободой, общалась с людьми вне их новой системы и просто не могла видеть тех, кто старался нарушить покой и убить Казекаге. Она могла сохранить свое сердце, не марая руки в крови соотечественников, а что с Канкуро? От этой мысли ей хочется посмотреть на брата. Поговорить. Не могут же они только лишь собачиться каждый раз, когда встречаются по итогам своей работы, верно?

− Отдохнем тут немного? – не к месту предлагает она, кидая быстрый, внимательный взгляд на кукловода. Ему, должно быть, куда более жарко, чем ей, стоит дать ему чуть больше времени на отдых. Она наклоняет прислоненный к дереву веер к себе и прикасается лбом к его остывающей поверхности. На ощупь достает пищевую пилюлю и с громким хрустом раскусывает, вновь глядя сквозь листья в ярко-синее, летнее небо. Не может отделаться от мысли, что эта миссия должна оказаться чем-то большим, и дана не только для того, чтобы они доставили Хокаге важный свиток. Гаара больше никак ее не проинформировал о задании и Темари не нравились его слова. В них крылась какая-то опасная мысль, двойной смысл. Но почему-то с каждой минутой было все сложнее думать о задании, а в голову, не спрашивая, лезли мысли о возможной встрече с Нара. Ее вдруг начало очень тревожить, а будет ли он в Листе, когда они прибудут? С одной стороны, так лучше для всех, если нет, ведь она не одна, Канкуро может наслушаться тех дружеских шуточек, что постоянно преследуют их с Шикамару, стоит им встретится – чаще совершенно  случайно – его добрые напарники отчего-то считают, что их постоянные пересечения на миссиях неспроста, и сейчас, после недавнего поцелуя (она до сих пор не понимает, как же это так вышло?) действительно начинало складываться впечатление, что это именно так… Бред! Да и все шутки, конечно, больше с целью похихикать, чем действительно намеки на что-то между ними, но Канкуро из тех людей, что может не понять. Он не знает, что она годами сотрудничала и воевала совместно с разными шиноби Конохи, и чаще всего, плечом к плечу с Нара. В ее послужном списке десятки миссий, где со стороны Конохи командиром отправляли именно его, отчего, она не знала. Но она привыкла к нему, его невообразимому образу мышления, юмору, кислой мине и бесконечным несерьезным препирательствам, на которых строится все их общение. Пожалуй, даже слишком привыкла, потому что ей в действительности все сильнее начинает не хватать его присутствия. И зачем только он это сделал… Невообразимый человек, и сейчас, думая о нем, она чувствует смущение и волнение, так что жуя солено-сладкую пилюлю старается отвлечься, обмахиваясь ладонью, словно причиной ее румянца стала духота, а не каике-то дурацкие сантименты. Она ведь всегда была серьезной и решительной, и вот так вот, так по-детски краснеет из-за ничего, по сути. 

− Так и сколько же должна занять по времени наша миссия, чтобы я сразу могла избежать «проволочек»? Что вообще такого важного в этом свитке? – прокашлявшись после попытки проглотить пилюлю, спросила она, избегая смотреть на брата. Не хватало только чтобы он ее щеки разглядывал.

Отредактировано Temari (Суббота, 28 марта, 2015г. 01:20)

+3

8

[NIC]Kankurou[/NIC]

[STA]|the last shadow puppets|[/STA]

[AVA]http://se.uploads.ru/t/pNofK.png[/AVA]

[SGN]http://se.uploads.ru/t/pKVRO.png[/SGN]

[SGN]http://se.uploads.ru/t/pKVRO.png[/SGN]

Half my life's in books' written pages,
Live and learn from fools and from sages.
You know it's true
All the things come back to you(c)

- Тайе! Я не понимаю…не понимаю…миссия была провалена по вине Конохи…агх, - хрип, даже не крик, а сипящий хрип вырывается льется из широко раскрытого рта шиноби. Он закидывает голову, сучит ногами, а руками отчаянно хватается за собственное горло. Со стороны может показаться, что он подавился, и теперь отчаянно пытается прочистить горло, но, синяки, расплывающиеся под пальцами, отчетливо намекают на иной расклад ситуации.
Комната допроса № 6 не пропускает никакие звуки, а пол так успешно моется от крови. Но, самое главное в антураже помещения это стеклянная крыша, куда устремлен взгляд шиноби песка, что так отчаянно сопротивляется своей же железной хватке. Когда-то он хвастался своей не дюжей силой перед милыми медсестричками – напрягал бицепсы, или – совсем уже наглость – задрать форменную кофту и напрячь пресс, демонстрируя кубики. Пресс напрягается и сейчас, а глаза, налившееся кровью, с ужасом уставились в бесконечно голубое небо, раскинувшееся над резиденцией Казекаге.
Канкуро развалился в кресле напротив, почти съехал по спинке вниз и уткнувшись головой в опорную руку. Пальцы другой руки лениво двигаются, а нити чакры, что тянутся от них напрямую к жертве, дрожат и едва ли не звенят как натянутые струны. Шиноби начинает синеть и конвульсивно дергаться всем телом – Канкуро приоткрывает глаза, безгранично устало созерцая своего гостя и ослабевает хватку.
- Ичиносе…, - вкрадчивый, почти ласковый голос, так чужеродно звучит из уст капитана полиции, - я думал мы понял друг друга, - сиплая попытка уверить Канкуро проваливается на корню, - а ты заставляешь меня раз за разом повторять один и тот же вопрос – какие причины послужили задержке отряда…черт возьми, посмотри, у меня уже язык заплетает говорить одну и ту же фразу.
- Х-хьюга… обнаружена…
- К черту Хьюгу! – рявкает капитан, резко выпрямляясь и натягивая нити, заставляя шиноби слететь со своего места и рухнуть перед Кукловодом на колени. Канкуро не выдерживает, вскакивает с места и одним четким ударом ноги в подбородок отбрасывает своего пленника в угол, - вы всей толпой в десять человек шатались по лесу в поисках вчерашнего дня?
- Нет… малые группы… капитан отряда Конохи предложил разделиться, они с Темари-сама…
- Даже так? – он перебивает мямлящего джоунина и опускается назад в кресло, пренебрежительно поводя ладонью, - свободен…
Имя. Имя слишком умного капитана из деревни Листа так и не прозвучит в комнате допросе № 6. И не, потому что, стены ее не пропускают звуков. Или пол можно отмыть от капель крови сорвавшихся с разбитых губ пленника.
Все проблема в том, что сбежать из этого помещения могут только тени… а, ловить их, Канкуро еще не умеет.


Затея с треском провалилась. Все же Темари была не тем объектом над которым можно было безнаказанно проводить эксперименты, она все еще весьма искусно избегала всех ловушек Канкуро, обращая их против него самого. В одну минуту с него слетает вся спесь, и из-за маски напыщенного капитана карательных отрядов пробивается образ обиженного молодого мужчины. Все шутки воспринимаются слишком близко к сердцу, особенно на такую деликатную тему как любовный интерес.
- Если бы…, - он меряет шагами небольшую полянку, вытаптывая траву у дерева, рядом с которым решает отдохнуть сестра, размахивая руками и угрожая ей указующим пестом, - если бы, хоть на секунду можно представить, что я увлекся подобной особой, - он резко и порывисто опускается на одно колено пред Темари, вкладывая в свои ответы слишком много ненужных чувств. Хотя. Могут ли чувства быть ненужными? Он задается этим вопросом на протяжении последних двух лет, и вполне успешно уговаривает себя в положительном ответе. Ко всему прочему, это настолько противоречит социальным нормам общества, что хоть волком вой. Он и воет. Только никто не слышит, - то я никогда бы не позволил убить ее.
Вот и все. Он отворачивается от провокаторши, и садиться по другую сторону дерева. Выдыхает и тянется к сумке доставая из нее бурдюк с теплой водой. Темари хрустит пищевыми пилюлями словно белка, Канкуро кусок в горло не полезет, но, впереди еще долгий путь и он буквально заставляет себя проглотить несколько капсул, запивая их водой. Капелька пота скользит вдоль позвоночника, и впитывается в ткань костюма – он может привыкнуть к любому состоянию погоды вокруг себя, но сейчас его прошибает холодной дрожью совершенно не из-за теплых лучей летнего солнца, скользящих по лицу и рукам.
Над ними шумит лес. В кронах деревьев путается ветер, и с места на место перелетают скворцы – но, Канкуро совершенно неуютно в такой мирной обстановке. Слишком много зелени – она ядовитыми пятнами расплывается перед глазами, и чтобы хоть как-то отдохнуть он закрывает глаза, полностью уходя в себя.
Каждый погружен в свои мысли. Шиноби вот, например, думает, и как это он докатился до жизни такой? Может и правда стоило озаботится своей судьбой в первую очередь? Наплевать на деспотичные замашки младшего брата, подцепить какую-нибудь симпатичную куноичи из Кири и заключить вполне выгодный двум деревням политический брак. Мечты, мечты… они же пустынные сиблинги, черт возьми, и должны поддерживать друг друга до конца. Только вот отчего такое впечатление, что этот конец гораздо ближе чем, кажется на самом деле.
Ее голос опутывает словно проклятые лучи солнца. Канкуро вздрагивает и открывает глаза, пытаясь уловить ускользающую нить разговора. Миссия. Ах да.
- Шесть дней, от порога до порога, - он морщится, понимая, что в Конохе придется торчать как минимум два дня, если все пойдет так как надо. Парень протягивает Темари бурдюк, слыша, как ее голос хрипит от сухих пилюль и неосознанно отмечает, что та отчего-то выглядит одновременно смущенно и взволновано. О чем ты думаешь - хочет спросить он, но вопреки желанию, начинает говорить совсем об ином. Миссия в Коноху, это относительно спокойная тема, если не затрагивать личность безвременно почившей наследницы клана Хьюга, - Гаара не отчитывает передо мной, когда решает послать свиток тому или иному Каге. Как ты могла заметить, мы в этот раз выполняем самую непрезентабельную роль. Ты – гонец, я твой охранник.
Потому что леса тут заповедные и опасные, от них буквально, голову теряешь.
Он хмыкает своим мыслям и вытягивает ноги вперед, почти расслабляясь.
А раньше бы… раньше Канкуро зевнул бы во весь рот с чудовищным хрустом челюсти, потянулся бы и совершенно не смущая устроил голову на коленях у старшей сестры. Откинул капюшон, подставляя пряди волос под ее руки и улыбнулся. Широко, беззлобно и с наслаждением.
Когда-то с этого все и началось.

Сутки спустя. Вечер. Дорога к воротам Конохи.

Капитан широким шагом пинал вперед придорожную пыль, что уже ровным слоем покрывала его одежду и лицо. Пурпурная краска казалась теперь блеклой, хотя и не выходила из своих четко очерченных границ, и все же Канкуро мечтал о посещении общественной бани. Или хотя бы ванне в предоставленной комнате.
Они дошли до Конохи быстрее чем того требовал график, словно что-то толкало вперед, подстегивало. Впрочем, спешка принадлежала исключительно Темари, а Кукловод лишь старался не отставать от нее, иногда смеривая тонкую фигуру сестры тяжелым взглядом. Но, все свои комментарии он предпочитал держать при себе. Для начала, необходимо было получить доказательства, а потом уже срывать клеммы со своего характера. Но тоскливое чувство досады и ощущения себя последним болваном на земле, не давали расслабиться. И вот, когда из-за поворота появились огромные, распахнутые ворота, Канкуро скабрезно оскалился, чувствуя, как все его благоразумие трещит по швам.
- Да нас встречают – какое гостеприимство.

Отредактировано Mitarashi Anko (Пятница, 3 апреля, 2015г. 00:44)

+3

9

[NIC]Temari[/NIC]

[STA]Lie, la-la- lie, la-la-la-la-lie..[/STA]

[AVA]http://se.uploads.ru/t/uJOQy.jpg[/AVA]
Did I hurt you bad, did I make you sad?

Канкуро вспыхивает от ее провокационных слов и начинает нервно метаться по поляне, пока Темари прячет ухмылку, упорно глядя только в небо, удивляясь силе вызванной реакции. Брат, конечно, всегда был из них троих самым взрывным, но сейчас его волнение было ей совершенно непонятным. Непонятным и странным, и даже в чем-то трогательным, кажется, он действительно в кого-то влюблен, раз порет такую чушь, ну, в самом деле. Она опускает голову, глядя на замершего прямо перед ней Канкуро, и не решается произнести то, что рвется с языка: «Как же! И много бы ты мог сделать, не вылезая из Суны?», но эти слова, как и другие, так и остаются лишь в ее мыслях. Наконец, Канкуро плюхается неподалеку от нее и очень скоро вторит ее хрусту пилюлями, поделившись бурдюком. Глоток теплой, совершенно безвкусной воды, омывает горло и из ее голоса пропадает хрипотца. Она благодарно кивает, отдает бурдюк обратно и снова поднимает голову к небу. Определенно, у нее появился повод задуматься о том, что же она пропустила такого важного в жизни кукловода, что сделало его таким надломанно-романтичным? Наивная вера в то, что можно спасти любимую в их реалиях — такая глупая, опасная, она не принесет никому пользы. Кажется, она слишком отдалилась от семьи, потеряла связь, и теперь совершенно не знает, что стало с ее родными. Ведь гораздо больше внимания она стала обращать на совершенно не связанного с ней узами родства человека, который стал ей очень близким, почти родным.   


У них всегда были странные взаимоотношения, и попроси кто Темари их как-то охарактеризовать — в первые мгновения она не нашлась бы что ответить. Вся их суть — кружение вокруг друг друга, обмен тонкими, скрытыми в официозе  намеками и чувство ведения неких шпионских игр, приятно щекочущих нервы. А еще, вне «брачных игрищ» простое  общение на правах старых знакомых, местами слишком фамильярных на взгляд ее соотечественников.

В их первую встречу Темари высокомерно решила, что он — очередной изнеженный коноховский нытик, у которого даже самоуважения едва хватает влачить свое жалкое существование. Кислая мина, отсутствие всякого энтузиазма, доходящее до абсурда, и дурацкое ворчание, разве таким должен быть настоящий шиноби? Не говоря уже о претендовании на ранг выше генина. На первый взгляд единственное, что он заслуживал — быть избитым и навсегда потерять свой протектор, как символ шиноби. Темари думала так и сразу же поплатилась, не углядев за неприметной внешностью гениальный ум и таящуюся за темными глазами решимость. Он ее одурачил. Темари никогда не страдала низкой самооценкой (и это мягко сказано), но тот финт, что провернул на первый взгляд глуповатый с виду генин, поразил ее до глубины души, так сильно, что она даже толком досады-то не ощутила (главным образом, потому что все равно победила, а это было крайне важно ввиду миссии). В произошедшем было нечто такое, что вынудило ее запомнить имя и его лицо, чтобы когда-нибудь вернуть должок. А случай представился на удивление быстро — обманутый Песок всеми силами постарался загладить свой промах, и вот Темари и заполучила прекрасную возможность показать вредному Нара, в чем же состоит разница между ними и чем же реальный бой отличается от искусственных, парниковых условий чунинского экзамена. Показала. Гордо держа осанку и кидая взгляды полные превосходства на своего потрепанного теперь-союзника, эдак снисходительно беря интеллигента-теоретика под крыло. Видишь? Стоило ли при этом использовать Призыв, выкосив приличный участок древнего леса? Спорно, но зато какой эффект! Она была вполне удовлетворена выражением его лица и думала, что теперь поставила его на место. Целую дорогу до Конохи так думала, пока за каким-то дьяволом не потащилась вслед за ним в больницу и не просидела все часы операции напротив, отчего-то испытывая смешанные чувства при виде его терзаний. А ведь там, на арене, болван болваном был безвольным, а оказывается, внутри стремящегося лишь к покою скрыт до неприличия ответственный и сопереживающий человек. Тогда Темари впервые осознала, что уважает его. Совсем еще зеленого генина, ноющего о проблематичности всего сущего и ее в частности. Сидя тогда там, на скамье, закинув ногу на ногу, с видом снисходительной победительницы, Темари тоже терзалась, размышляла и производила переоценку всей их ситуации. Совершенно определенно, Нара Шикамару обладал редким умом, и дело даже не в том, что он ее обхитрил, нет. Вернее, не только в этом, ведь это уже была его вторая победа чистой тактикой при полном провале в ниндзюцу. И если учитывать, что он смог продержаться до ее появления против той девицы из Звука… Нет, все дело в том, что послужило этому. Не интуиция, не вбитые тренировками инстинкты, позволяющие провести половину боя на  автомате, а чистый, подчиненный логике ум, заставляющий заведомо более сильных оппонентов играть на его условиях. В этом было что-то пугающее и одновременно хрупкое — физической силы и особого таланта шиноби в Шикамару не было и это делало его уязвимым в условиях реального боя, где всегда будет место незапланированному. Тем не менее, назвать его теперь беззащитным язык не поворачивался. И Темари не могла не признаться себе, что ее это зацепило. Не заинтересовало до безумия, не зациклило, но определенно сделало зарубку в ее памяти, добавилось в копилку опыта и там бы и застряло, если бы  вначале не случай, а позже и сложившаяся традиция не продолжала регулярно сталкивать ее с ним на жизненном пути. «Летний» шиноби, не ломаемый и не сдающийся ныне чунин занял прочное место в ее жизни и это было таким странным и таким правильным.


Вот они и вышли на финишную прямую — вот-вот из-за поворота покажутся широкие и высокие ворота Конохи —  Темари буквально летела вперед, не зная, чего хочет больше — чтобы ее, как обычно, встретили, или чтобы все прошло до зубовного скрежета официально и нудно. Второй сценарий, как правило, случался, когда Нара отсутствовал, и тогда ее уже на входе перехватывали специально уполномоченные шиноби, проще говоря, АНБУ, и чуть ли не под белы рученьки вели к Хокаге, молчаливые, отстраненные и вежливые. Но вот они поворачивают, и из-за высоких густых древесных крон разом выступают ворота и изгиб стен, и она мгновенно находит глазами столь ожидаемый силуэт. Сердце взволнованно замирает, а потом начинает стучать тяжело и напряженно — она сразу отмечает его потрепанный вид и эту перевязь, на которой покоится левая рука. Радость и облегчение смазываются в стопорящую напряженность и беспокойство, и против воли ее шаги замедляются. Она пропускает мимо ушей сарказм Канкуро и с силой сжимает перевязь веера, так, что и без того светлые пальцы бледнеют до белизны. Чем ближе они к воротам, тем отчетливее видна грязь на лице Шикамару, и тем замызганнее выглядит его форма, и этот его облик вызывает у нее какое-то подспудное раздражение. Какого черта тут творится? Если он ранен, то почему его все равно отправили на встречу небольшой делегации, а не в больницу? Сам же Нара наблюдает за их приближением своим обычным равнодушным взглядом, который она порой зовет «бараньим», кажется, его нисколько не смущает ни собственное ранение, ни негодование, ясно читаемое в резких движениях куноичи. Наконец, из-за его плеча выныривает высокая фигура  Яманака Ино, чей холеный вид контрастом играет рядом с потасканным его, раздражая Темари еще сильнее. Это гадко.

— Что за вид, Нара? - сходу сухо спрашивает она, едва глянув на Шикамару и впиваясь потемневшим взглядом в лицо цветущей и благоухающей Яманака, будто предъявляя ей претензии за чужой непрезентабельный вид. Та стояла в новенькой форме, умытая и ухоженная, как любая тыловая красотка. Белокурые густые волосы собраны в гладкий высокий хвост, и куноичи Песка даже почувствовала запах ее шампуня. Скрывая оторопь от этого факта, Темари снова напоминает себе, что Ино не полевой шиноби и ей, как работнице штаба, в будущем дознавательнице, должно быть, такие вольности вполне допускались. Но все равно, почему… Почему? Она знала, что выглядит хорошо для того, кто только что сделал переход от Суны к Конохе, Канкуро тоже вполне себе, Ино была возмутительно свежа, а он, гений Конохи, выглядит так, словно его волокли за ногу на лошади вокруг стен Листа. Почему он позволил себе предстать перед шиноби чужой деревни в таком виде? Она украдкой глянула на Канкуро и пожалела о том, что именно он стоит с ней плечом к плечу, неприятно скалясь. Он, должно быть, в полном восторге, увидев подобную слабость.

— Облако и Звук снова нарушили границы, - словно извиняясь за своего напарника, после приветствия, говорит Ино и мило улыбается, кидая кокетливый взгляд на кукловода, - Шикамару хотел убедится, что с вами все в порядке, - добавляет она, и Темари слышится в ее голосе излишнее давление, некий намек. Начинается. Плевать она хотела на капризы этого болвана, его здоровье важнее.  Шикамару же на реплику подруги только вздыхает, недовольно морщась:

— Я выполняю приказ, только и всего. Встреча шиноби Суны моя забота.

— Хокаге только что упразднила это. Иди уже, покажись медикам, я заменю тебя тут, - все так же улыбаясь, Яманака ловко оттеснила Шикамару и вышла вперед:
— Раз уж так вышло, сегодня я буду вашим сопровождающим, добро пожаловать в Коноху, - обратив все свое внимание на Канкуро, произнесла Ино и защебетала дальше, обращаясь исключительно к нему, многозначительно поглядывая своими лазурными глазами. Темари, неожиданно предоставленная сама себе, шагает к Нара, ее руки в черных перчатках поднимаются, чтобы коснуться перевязи, зацепиться за ниточки, поправить грязную ткань грубоватыми, резкими движениями, глядя с каким то бессилием на нее. Растрепанную и грязную, сплошь покрытую буроватыми разводами.

— Что случилось? - тихо, но требовательно спрашивает, но вместо ответа Шикамару интересуется, не брат ли это ее? Темари хмурится и оглядывается назад, молясь чтобы Канкуро вел себя прилично с блондинкой. Ино ведь только косит под дурочку, а на самом деле наверняка сейчас работает  под софитами внимания мозголомов Яманака, через нее сканирующих кукловода. Впрочем, немного девичьего внимания пойдет ему на пользу.
— Это Канкуро, - подтверждает она. Нара кивает и, наконец, смотрит прямо на нее. Такой весь серьезный и собранный, даже сквозь слой пыли и грязи на лице. На перевязи проступают свежие капли крови, и Темари рассеянно ослабляет свою хватку, молчаливо извиняясь.
— Вы ничего подозрительного не замечали, пока двигались?
— Нет, - она понимает, что произошло, но все равно не может простить ему эту безответственную выходку. Много есть заменимых шиноби, но кто заменит его?
— Я так понимаю, в больницу тебя надо вести за руку, да? Ты выглядишь отвратительно, - ворчливо говорит она и ловит улыбку в изгибе его губ. Кретин. Как же, вначале дело, медицина потом.
— Вначале к Хокаге, - он осторожно выпутывается из ее хватки и разворачивается в сторону деревни, - Пойдемте, Цунадэ-сама заждалась, - под пронзительными взглядами обоих куноичи он, наконец, дрогнул, виновато почесал затылок, взлохмачивая и без того растрепанные волосы, - Больница все равно по пути.

− Канкуро? Все в порядке? – Темари смотрит на брата, поторапливая. – Отдадим свиток и сможем отдохнуть, - подождав, когда брат поравняется с ней, легко произносит она, чувствуя себя почти как дома, − У нас ведь еще два дня.

Вечерняя Коноха встречает их тоскливым розовым закатом, несравнимым с алым жгучим маревом Суны, но все-таки чем-то пронзительным. Голубоватые сумерки уже начали сгущаться, окрашивая тени в синий и настроение куноичи стало выравниваться. Она могла смело предположить, что Шикамару обязательно подождет ее в больнице, так что планировала оставить Канкуро на попечение Ино. В конце концов, у нее были свои традиции в этой деревне и Шикамару в качестве неизменного сопровождающего в нее включался. Надо было все-таки выяснить, что произошло на границе. Начинали сбываться ее опасения о войне между Облаком и Конохой, и она не могла оставаться спокойной, зная, что ее брат-Казекаге мог это как-то использовать в своих интересах, о которых можно было только догадываться.

Отредактировано Temari (Воскресенье, 12 апреля, 2015г. 20:12)

+4

10

С тихим шуршанием выдвигают ящики подсознательного каталога, и Канкуро начинает стервятником копошиться в собственной памяти, вытаскивая под свет личные дела всякого, кто имел несчастье заинтересовать в свое время капитан полиции. В сторону прочь летят личности, упокоившиеся в муках, но нынче принято говорить – с миром. Широким жестом прочь отодвигаются дела относительно нейтральных шиноби, и, наконец, разум услужливо подсовывает папку под грифом имени Шикамару Нара. «Гений» широкой полосой текста значится поверх титульного листа. Проблема – про себя добавляет Канкуро, и выводит всю информацию, что знает об уникуме Конохи на первый план.
Театр теней? Усмешка скользит по искусанным, потрескавшимся на солнце Суны губам, и мысленно он начинает расставлять на сцене этого театра собственные фигуры. Натягивает нити, давая каждому свое место, сужает круг, в центре которого замирает Нара, и выталкивает вперед свою изящную балерину в зеленой пачке. Та медленно, аккуратно приподнимает очаровательную голову, и…
- Что за вид, Нара?
Канкуро начинает улыбаться еще ехиднее, проглатывая вопрос – а не идет ли в Конохе парад инвалидов, раз гений деревни вышел встречать посланников из другой страны в подобном виде. Рука на перевязи – глаза лениво скользят по потрепанной одежде, свежему синяку, разливающемуся на скуле – кажется, хватило бы одного неловкого разворота плеч и этот неказистый шиноби переломится напополам. Канкуро выпрямляется, игнорируя тянущую, усталую боль в пояснице, и возвышается позади Темари монолитом, готовым в любой момент шагнуть вперед, чтобы оказаться между ней и этим недоразумением.
Но, гений, не так прост, как кажется на первый взгляд – он хмурится, чешет пятерней затылок, немного туповато уставившись на импровизированную сцену. А потом легко, словно выбрасывая вперед перчатку, выдвигает свою первую фигуру, отвлекая внимание брата Казекаге.
Она действительно красива, и в глубине черных глаз кукловода мелькает нездоровая толика жадных, опасных чувств. Каждое ее слово, каждый вдох он ловит и складирует в свою коллекцию впечатлений, составляя новый образ Яманака Ино – память вынимает из закромов и ее личное дело, но, в нем сплошные белые пятна. Либо пустышка, либо особо ценная фигура личного расклада Нара.
- Хокаге-сама должна выбирать сопровождающих, - он покровительственно смотрит сверху вниз, ощущая на себе всю тут мощь нешуточного кокетства исходящего от девушки, - а то вдруг их украдут прямо от врат…
и обезглавят где-нибудь в лесу, в надежде получить уникальный ген клана. Хотелось бы добавить и эту часть фразы, но Канкуро предпочитает многозначительно замолчать, оставив право вести разговор блондинке. И она старается, становясь для парня основным источником шума – он кивает головой, иногда невпопад, однако Яманака даже не замечает этого.
А в груди закручивается тугой узел ревности – ее тонкие пальцы коснулись грязной, в кровавых разводах перевязи, так нежно, словно Темари желала перенять часть боли и неловкости Шикамару на себя, и в тот же момент капитан полиции ощутил острое желание разорвать тело теневода напополам голыми руками. Глубокий вздох – тщетно – перед глазами пляшут черные круги, а пальцы сводит судорогой, так, что приходится сжать их в кулаки. Одного удара хватит, чтобы проломить ему череп на виске – о, он даже почувствовал это незабываемое ощущение, когда под костяшками сминает и крошится чья-то кость. Еще один вдох – да, черт возьми – вся конспирация рушится, словно карточный домик. Дознаватель – внезапная надпись пересекает личное дело Ино, словно кидая спасательный круг Канкуро и призывая того держать свои эмоции, слова и поступки под контролем. Он искоса глядит на щебечущую блондинку рядом, и чуть удивленно искривляет бровь – серьезно? Мастер манипуляции человеческим разумом? От многозначительного созерцания куноичи деревни Листа кукловода отвлекает голос сестры, и Канкуро наплевав на все нормы приличия, делает резкий рывок вперед, равняясь с Темари, и почти соприкасаясь плечами.
- Словами не передать, как я рад, пребывать в этой деревне еще два дня, - кислая мина в наличии. Он сумрачно скользит взглядом по сторонам – слишком ярко – и если бы поблизости оказалась крынка молока, оно непременно свернулось бы от угрюмой ауры капитана. Ему ненавистно терпеть рядом Нару, неуютно ощущать взгляд голубых глаз Яманака, и еще сотня других «не» особняком из которых выделяется одно единственное, что красным маревом пылает перед глазами – невыносимо довольный, расслабившийся лик Темари, - но, похоже, твоего счастья хватит на двоих.
Сухие, ломкие слова срываются с губ и падают под ноги. Он тут же замешивает их в пыль, отказываясь признаваться самому себе, кто именно эти упомянутые двое.

- Канкуро-сан, - звонкий голосок разгоняет по углам сумрак наступающей ночи – он резко оборачивается, наблюдая, как девушка приближается все ближе. Кажется, что если погаснут все источники света этого узкого коридора, то она станет путеводной звездой – водопад золотистых волос освещает свою хозяйку будто бы ореол. Наверное, многие оглядываются вслед Яманака Ино, завороженные ее красотой и грацией. А еще она изумительно смеется, - вы заблудились?
Он разводит руками, признавая свое поражение – лабиринт резиденции Хокаге оказался достойным соперником. До соколиной башни парень добрался без всяких проблем, а вот обратный путь оказался тернист и темен, но, тут, словно светоч явилась она.
- Заблудился. Искал сестру, да, похоже, проще было бы использовать вместо двери окно.
Она хихикает в кулак, и одним легким, изящным движением подхватывает кукловода под руку, увлекая того за собой.
- Я покажу вам выход. Что же до Темари-сан, она давно ушла в больницу, - на милом личике девушки появляется тень недовольства, словно куноичи Суны нанесла Яманака личную обиду, да так и не извинилась за нее, - спешила проведать Шикамару, ему и правда досталось в последней стычке…
- В нынешней политической ситуации стычки становятся обычным делом, - меланхолично пожимает плечами кукловод, пока успешно блокируя всю гамму эмоций, от осознания того, что Темари где-то наедине с этим человеком, - Нара надо быть аккуратней, как я понимаю, заменить его будет трудно.
- Невозможно, если быть точными, - она говорит это с прежней улыбкой, но за ней слышится серьезность и такой скользящий намек на угрозу. Пальцы сжимаются на рукаве его одежды. Ино ненавязчиво дает понять, что кроме всего прочего является еще и боевой единицей Конохи, - не думайте, у него были причины выйти сегодня в дозор.
Неужели?
- Причины есть у всех, Ино-чан, - голос Канкуро звучит почти ласково, словно он ведет разговор с неразумным ребенком. Но, блондинка никогда не была в его личной комнате допроса, чтобы понять, как опасны эти мягкие нотки в словах, - и есть те, кого мы обязаны защитить в надвигающейся войне.
Даже сквозь ткань своего костюма он чувствует, как пробегает дрожь по ее руке, и острые ногти смыкаются на коже, словно когти сокола. Блондинка может и умеет контролировать чужой разум, но, отчего тогда она до сих пор не научилась держать свои эмоции при себе?
Канкуро глубоко вдыхает воздух – страх. Страх пропитал эти коридоры. Коноховцы все как один боятся за свою деревню, но ничего не могут сделать, чтобы остановить разворачивающееся полотно войны.
- Мы пришли, - тихо говорит девушка, теряя весь свой запал и кокетливые взгляды. Внезапно лицо ее кажется совсем невзрачным, а волосы тусклыми. Под голубыми глазами залегли тени, подчеркивающие усталый взгляд. Канкуро криво ухмыляется, и быстрым, ласкающим движением проводит тыльной стороной ладони по ее щеке – дерзость, на которую, и ответить нечего.
- Я доберусь до гостиницы сам. Спасибо, Ино-чан. Не знаю, чтобы делал без тебя.
Их взоры на секунду сталкиваются, и капитан чуть опускает голову, глядя исподлобья. Ей нужно сделать всего один пас, чтобы вся дознавательная команда Конохи оказалась в голове брата Казекаге. А ему достаточно мимолетного движения, чтобы обезвредить куноичи. Но, ничего не происходит. Они сами вестники войны, две стороны которым не хватает смелость, чтобы пересечь черту, и официально стать врагами. Пока еще союзники, но доверие давно исчезло серой дымкой, оставляя после себя запах неразорвавшегося катона.

Чуть теплые капли воды неровными струями обрушиваются на него сверху, и капитан поводит плечами, подставляя лицо навстречу долгожданной прохладе. Пыль дорог, усталость и краска смешиваются с немного отдающей хлоркой водой, и исчезают в канализации – Канкуро почти с остервенением трет лицо ладонями, избавляя себя от пурпурной абстрактной маски. Отплевывается от попавших в рот капель, с неприязнью ощущая как расползается на языке привкус химикатов. Желудок тут же откликается голодным урчанием, недовольно намекая, что последний прием пищи был ранним утром.
Но, он не торопится выходить из душа. Закрывает глаза и упирается двумя ладонями в стену, теряясь и путаясь в собственных мыслях. Где-то на задворках сознания выброшенной на берег рыбой бьется мысль, что два дня в поселении Листа станут для кукловода пыткой. Худшей из всех, что когда-нибудь случалась с ним.
Пытки…да…
Сквозь смеженные веки он видит собственные руки, нервно царапающие ногтями кафель, и с горечью достает из подсознательного каталога увесистую папку собственного личного дела – воспоминания, словно зыбкая топь начинают засасывать. День, с которого в его душе поселился губительный росток ядовитого цветка, опутавший на данный момент все естество и все мысли  Канкуро. Вынужденный плен во благо удачной миссии, и повышения статуса Суны. И к чему это все привело в итоге?
На его теле много отметин, оставленных на память о минувших сражениях или досадных ошибка допущенных на тренировках. Но, уродливые, бурые шрамы от наручников на запястьях это особое дело. Своего рода исключение. Их могло бы и не быть, но разве он мог иначе? Разве мог он просто слышать, как в соседней камере кто-то причиняет ей боль? И тогда цепи натянулись, он рвал их из стены, словно взбесившийся пес. Рычал, выкрикивал проклятья, грозился убить всех и каждого – кандалы уже тогда впились в запястья, грозясь перетереть вены и сухожилия. Но Канкуро бился, почти выворачивая себе руки из предплечий, когда, наконец, стенной кирпич не начал крошиться…

Все, что было - свет мой,
Чистый и святой.
Все, что было - рок мой,
Жадный и слепой.
Все, что будет - крест мой,
Семь кругов пройти мне
В огненной пустыне...©

[NIC]Kankurou[/NIC]
[STA]|просто дурачок|[/STA]
[AVA]http://se.uploads.ru/t/pNofK.png[/AVA]
[SGN]http://se.uploads.ru/t/pKVRO.png[/SGN]

Отредактировано Mitarashi Anko (Понедельник, 20 апреля, 2015г. 23:46)

+3

11

[NIC]Temari[/NIC]

[STA]Gone With The Sin[/STA]

[AVA]http://s012.radikal.ru/i319/1504/fc/2190f92ab685.jpg[/AVA]

− Еще и ребра, - Темари вздыхает и садится на койку напротив - к ее удивлению и негодованию, Шикамару все еще пребывал в руках медиков. А ей казалось, все гораздо проще.
− Всего лишь трещина, - он жмет плечами и в палате воцаряется тишина, перемежаемая шелестом бинта и гулом голосов из коридора. Темари терпеливо ждет, качая ногой и выглядывая в коридоре знакомые лица. Наконец,  процедура подошла к концу и, трогая  примочку на скуле, Шикамару осторожно поднимается, медик помогает ему одеть водолазку, пока Темари нетерпеливо ждет его у выхода.

− И все-таки, что произошло? – сразу же на выходе спрашивает она, глядя на Нара в упор, − Облако и Звук действительно настолько осмелели? Все настолько серьезно?  – ей с трудом в это верилось. Конечно, дела в большой политике шли нешуточные, но до прямых столкновений еще не доходили. Пакости там, диверсии здесь. Из самого серьезного – убийство Хьюга Хинаты, и то, следы были так хорошо заметены, что официально обвинения не предъявишь.

− Серьезнее некуда, - мрачно отвечает Нара и сжимает ее ладонь в своей,  − Вообще-то я должен был встретить вас в дне пути от Конохи и проводить, но наткнулся на диверсант-группу Звука, - он замолчал, потянув ее в сторону бара, где обычно они ужинали при возможности, – Я думал, вы и были их целью. Вы несли важное послание

«Нет», - думает Темари, - «совершенно точно ею был ты». Но вслух она этого не произносит, лишь крепче сжимает чужую ладонь и ускоряет шаг.


− Ну, что скажешь? – часы показывали полночь, когда Шикамару пробрался в комнату Ино и устало привалился к стене, глядя сквозь сумрак на сидящую в постели подругу. Ино прикрыла глаза и передернула обнаженными плечами:

− Он опасен. Совершено точно могу тебе это сказать. И в первую очередь – для тебя. Он не поддержит нас, - голос девушки гаснет и она прячет лицо в коленях. Откровенно говоря, общаться с капитаном полиции безопасности Суны оказалось для нее тяжелее, чем она предполагала. Поверхностное сканирование лишь напрягло ее – странный внешний вид и на десятую долю не отражал то, насколько страшным он был человеком.

Шикамару изогнул бровь:

− Полностью лоялен своему Казекаге, – в его голосе нет удивления, скорее, констатация факта, лишь с легкой вопросительной интонацией. Ему немного жаль. Совсем немного, просто потому что он был братом Темари, а куноичи ему отчаянно не хотелось превращать во врага.

− Точно как и твоя подружка, - откликается Ино, будто слыша его мысли, - Никаких шансов. Я уже говорила тебе и не раз, что…

− Ладно-ладно, не развивай, - торопливо произносит Нара, отлипая от стены, −  Они будут здесь еще два дня, постарайся получше его узнать, найти слабые точки. Если удастся вывести его из равновесия… он будет уязвимее. 

Яманака молча кивает и широким жестом отбрасывает золотистую волну волос за спину, открывая лицо. Она неожиданно улыбается и подмигивает Шикамару:

− Я постараюсь, нам ведь нужен мир с Песком. Но знаешь, на твоем месте, я бы постаралась избегать его, - Нара, уже направившийся к окну, остановился и в недоумении оглянулся:

− Почему?

− Сложно сказать, но я могу со всей уверенностью утверждать, что ты его просто бесишь, - Ино мило улыбнулась, в точности воспроизводя искусственную улыбку Сая,
- Интересно, почему.

Нара отвернулся и вышел.

− Оясуми насай.


Once again my heartache rouse
From its silent slumber.
Autumn leaves they sweep my soul
Too many tears to number.

- Я уже говорил, что эти твои наклонности доведут тебя до беды? - ворчливо бурчит один из звуковиков, шаркая ногами по коридору, - они все-таки те самые сиблинги Песка! Этот вон какой-то мутный, будто замышляет что-то, урод, - он стукнул по прутьям окошка кунаем, бегло глянув на поднявшего избитое лицо генина. У этой камеры они задержались, разглядывая кукловода, словно дикого зверька.

- Не нуди, - без интереса отмахивается второй, - без своего джинчуурики это просто парочка неплохо обученных генинов. С девчонки не убудет.

- Все равно мне это не нравится, только зря рискуешь, Ичиро. Неизвестно еще, как их в Суне учат, наших-то девок лучше не трогать, а их штучки мы хотя бы знаем,- он привалился к стене, неодобрительно наблюдая, как его напарник возится с замком соседней камеры.

- Ты прям моя мамка, Кен, - ключ проворачивается с глухими перестуками, - И не понимаешь, в чем половина веселья, - вопреки собственным словам, он вовсе не выглядел особо заинтересованным в собственных намерениях, - не хочешь присоединиться, так не стой над душой.

- Она тебя отравит, - предпринял новую попытку предостеречь друга Кен, - Суна всегда славилась ядами, я просто уверен, что у нее там...

- Прекращай уже кудахтать! - с раздражением перебил его Ичиро, - вряд ли у такой малолетки есть подобный туз в рукаве, - и уже тише, приблизившись к другу, продолжил он, - таким могут годами втирать про насилие на миссиях, но пока не отымеют, верят, будто неуязвимы. Так что у нее с собой разве что общие рекомендации да «чистящая» капсула в сумке.

- Так вот почему... - протянул Кен.

- Тсс, болван. Нет конечно. Просто люблю помоложе, - вот теперь уже действительно скрабезно ухмыльнулся Ичиро и зашел в камеру. Его товарищ покачал головой и остался снаружи, подпирая спиной дверь. Действительно, у каждого придурка свои причуды, сдался ему этот ребенок, ни попы ни груди толком. Впрочем, кто из воспитанников Орочимару оставался нормальным после всего, что пришлось пережить?

− Будь паинькой и может, тебе даже понравится.

Шиноби Звука высокий и крупный, с деформированным лбом и черными глазами, и в первую очередь он хватается за рычаг, заставляя при помощи механизма до этого свободно спущенные до земли цепи с кандалами натянуться и поднять руки пленной над головой. Как-то так выходит, что он застает ее врасплох и ее совершенно не удивляет дальнейшее.

Шершавые руки уверенно скользят под лиловую ткань, царапая мозолями кожу и цепляя сетчатую ткань заусенцами. Звенят натянутые цепи, почти выворачивая плечи из суставов, Темари сжимает бедра с такой силой, что мышцы начинает сводить и упрямо молчит, глядя в лицо противнику. Рука его начинает неметь, зажатая ее ногами, но он только криво ухмыляется  волчьим оскалом. Шиноби не торопится, прислушиваясь к воплям Канкуро за стеной, и время от времени озвучивает ответные оскорбления прямо Темари на ухо, нахально облизывая кожу и щупая ее тело через одежду и под ней. Оставшись без оружия, сумки со снаряжением и, после некоторой борьбы, с разведенными ногами, она, тем не менее, не чувствует себя испуганной жертвой, и больше переживает за брата, который беснуется за стеной, чем за себя. На самом деле, этот Ичиро был прав, она, конечно, никогда всерьез не обдумывала свои действия на случай… подобной агрессии, но, тем не менее, была вполне к ней готова. Медики селения всегда вели разъяснительные беседы с девушками и выдавали специальные препараты на случай подобных эксцессов. Редких, но все же случающихся. Не все шиноби дружили с головой, и не все из них адекватно оценивали риск, связанный с попыткой надругаться над побежденной куноичи.

− Не выделывайся давай, а то брата твоего укоротим раньше срока, поняла? Пустынные сиблинги, чтоб вас...

− Зря ты друга не послушал, на мне ведь действительно есть яд, - шипит она в слабой попытке запугать его в ответ. Ей в лицо ухмыляются и по-хозяйски распахивают косодэ, больно щипая обнажившуюся грудь. Темари вскрикивает и мгновенно жалеет об этом, до боли закусывая губу – Канкуро просто с ума сходил за стеной и на него как раз начал орать тот второй шиноби Звука, стуча по решетке. Не хватало еще, чтобы брата еще больше избили, а ведь им надо сохранить боеспособность до тех пор, пока не прибудет даймё. Собственно, ради которого они здесь и прозябали. И которого по плану Гаары надо убить сразу же, как только он явится поглазеть на пленников, за которых платил Звуку. Злопамятный ублюдок.

− Ну-ка, подними задницу, - хрипло пыхтит ей в грудь Ичиро, запуская руки под и без того задранное  косодэ, нащупывая вышеуказанную часть тела и, собственно, подхватывая Темари, затаскивая на себя. Цепи снова звенят, местами зажимая кожу, и Темари вдруг отчетливо слышит свой рваный всхлип. Да не может быть! У нее все поплыло перед глазами, неужели это…слезы?

−  Вот ведь вертлявая, - невнятно ворчит мужчина, когда Темари пытается ударить его головой, и перехватывает под челюсть, сжимая горло, – Дай-ка поцелую.

Отредактировано Temari (Понедельник, 13 апреля, 2015г. 01:50)

+3

12

I'd catch a grenade for you 
Throw my hand on the blade for you
I'd jump in front of a train for you
You know I'd do anything for you ©

Чужой плевок стекает по щеке все ниже и ниже, а ему еще хватает сил скалиться, или это просто свело мышцы чрезмерно сжатых челюстей. Плюнуть бы в ответ, да во рту пересохло – неужели на этот час представление окончено? Ан, нет… уже такие знакомые печати, и от удара перехватывает в горле. Это даже хорошо, голосовые связки словно прошивает удар тока, хотя били огнем. Ни звука. Так-то ублюдки! Обмякшие руки конвульсивно дергаются, заставляя цепи греметь о каменную стену – печать подавления чакры тут же, бьется рядом с левым виском, он даже может почувствовать кожей как она нагревается, блокируя его тщетные, интуитивные попытки воззвать к собственным резервам. Печать он может и не сложит, а вот эстетическую красоту обоих своих средних пальцев продемонстрирует – и тут же получит новый удар куда-то под ребра, где в мерном ритме отбивает марш сердце. Так и должно быть, но, сука, как же болят ожоги! А ноздри щекочет острый запах опаленной плоти – степень прожарки экстра-рэр. Осталось добавить веточку розмарина и можно подавать к столу.
Он внимательно слушает все вопросы, в ответ, выплевывая какую-то чушь, которую даже шутками с натяжкой не назовешь. Попробуй тут что-нибудь придумать остроумное, когда почти вся выдержка уходит на блокировку болевых ощущений. До чего глупая роль – признается он себе единожды, но тут же откинет эти мысли прочь. Если им надоест играть с ним, то звуковики могут отправиться в соседнюю камеру, где содержат Темари.
И потому Канкуро скалится, провоцирует и выпячивает грудь колесом, словно предлагая оставить на нетронутых участках кожи еще пару ожогов.

Кажется, он разучился дышать…
Хрип, глухой, царапающий горло вырывается и вместе со струйкой крови окрашивает губы в алый цвет. Как будто итак мало цветов на полуобнаженном теле, черт возьми, да он же просто висящая на цепях палитра. Замутненным взором Канкуро обводит пустую камеру – а, где все? Нормально же разговаривали. Почти достигли консенсуса – кукловод уж точно. Парень вяло напрягает мускулы, проверяя на крепость штыри цепей, и со вздохом понимает, что те слишком сильно вбиты в стену. Ему придется постараться, чтобы вытащить себя и сестру из этой глубокой промежности, куда легкой рукой засунул их Гаара. Маленький засранец, со своей неручной зверюшкой в душе – по позвоночнику прошелся холодок, действующий почти отрезвляюще на гаснущее сознание.
Шаркающие шаги тюремщиков проезжаются по оголенным нервам наждачкой, а их тихий разговор заставляет напрячь слух. Если бы у него еще не отдавался в ушах стук собственного сердца, было бы замечательно, а так угадываются, лишь обрывки слов.
- …замышляет что-то…
Он согласно гремит в ответ цепями, не обращая внимания на предупреждающий удар куная по решетке. Пусть теряются в догадках – я весь такой таинственный - хмыкает парень и сплевывает сгусток крови на пол. Вот ведь, стоило подождать какого-нибудь посетителя и отомстить за то оскорбление, нанесенное священной персоне кукловода.
- …с девчонки не убудет…
Канкуро вскидывает голову, рассматривая силуэты, движущиеся по ту сторону решетки – какого черта они задумали? Звенит связка ключей, царапая замок соседней камеры, звенят нервы узника, натянутые словно тонкие, стальные нити. Треньк… некстати подкинутые байки о неудачных миссиях и поруганных куноичи всплывают из мутного болотца памяти. Треньк…образ безоружной Темари, которой нечего противопоставить тюремщику. Треньк… и это скрип открываемой двери. Не в его камеру.
- …люблю помоложе…
- Нет, - шепот, вначале недоверчивый, и удивленный, - нет-нет, - Меня! Меня пытайте!!Нет, нет! – голос прорезался, но как-то неуверенно, связки все еще дрожат, -  НетнетНЕТ! – а это уже какой то бешенный рев. И только на секунду Канкуро затыкается, как где-то тихо, болезненно, так, что сердце, едва не пробив грудную клетку насквозь, вскрикивает она. Слепящей вспышкой ярости взрывается в его глазах пространство, - Я убью вас всех гребанные @^&#@!!
Во рту резкий, металлический привкус крови. Запястья пережимают стальные браслеты так, что руки начинают белеть от отсутствия притока крови. Но, он сжимает кулаки, бьется в бессильной ярости пытаясь вырвать свои оковы из стены. Или вместе со стеной – неважно. Орет так, словно горит заживо, обещает низвергнуть небо на головы тюремщиков, но все одно сливается в единый звериный крик.
- Да заткнись ты, выродок!! – Кен нервной крысой мечется рядом с дверью, - не то я зайду, и глазницы тебе выжгу!!
- Заходи, - рычит Канкуро и, ухватив цепи ладонями, начинает наматывать их на руки. Один виток, два… упирается ногами в стену и бросается вперед, - заходи, сучье отродье…
Собственный голос как гарант тонкого баланса на грани безумия – еще один рывок, и злобный полу-стон, это левая рука едва-едва не выскользнула из предплечья. И внезапно он перестал ощущать пальцы. Кукловод без активных пальцев, какая ирония… третий рывок, со стены начинает сыпаться каменная крошка, а штыри ходят ходуном.
- Ичиро, заканчивай, помоги мне здесь, - дверь в камеру с грохотом распахивается и в тот же момент цепи не выдерживают четвертого рывка, с хрустом вылетая из ослабленных замков. Канкуро буквально бросает вперед на вбежавшего тюремщика, и не успевает тот сложить печать, как получает свой первый и единственный удар. Особый, с оттяжкой, слегка сверху-вниз и прямо в нос – без чакры все немного сложнее, и поэтому Канкуро торопится, делая все неаккуратно, грязно и быстро. Но, свою долю удовольствия от хруста костей под кулаком, и видения как эти самые кости вошли острыми осколками в чужой мозг он получает.
Подожди… я сейчас…
Не вписывается в первый поворот, прикладываясь плечом к косяку, и по воле дурацкого случая, ставя себе почти вывернутый сустав из предплечья на место. Боль вспышкой озаряет сознания, так неожиданно, что он едва его не теряет. И вот уже в следующий миг, не помня как преодолел пару шагов пути, кукловод оказывается на пороге соседней камеры.
Красный, широкий пояс скомканной тряпкой стелется по грязному полу. Распахнутое, сбитое косодэ, как белый флаг поражения. И слезы в ее зеленых глазах…
- Мр-р-разь, - раскатное «р» громом отражается от всех стен, и тонет в свисте летящей вперед цепи, которая аккуратно, без лишнего шума, врезается в висок насильника. Тот дергается в сторону, теряя по пути левый глаз, который словно шарик на ниточке выпрыгивает прочь из глазницы. Подонку не повезло, он не умер сразу – Канкуро резким движением откидывает Ичиро от Темари, вжимая того в стену. Цепь змеей оборачивается одним витком вокруг шеи шиноби Звука – тот хрипит, бьется, цепляется руками то за спадающие штаны, то за плечи Канкуро. Кукловод же молча, с особым садизмом выдавливает из своего противника жизнь по капле, и вскоре тот грузным мешком опадает на пол.
Он, хрипло хохотнув, плюет на труп у своих ног, и, подхватив связку ключей разворачивается к Темари.
Триумфа победы как не бывало.
Непослушные, дрожащие пальцы вскрывают замок оков лишь со второй попытки, и прежде чем руки девушки опадают вниз, Канкуро сам оказывается на коленях, порывисто прижимая сестру к себе.
- Прости, прости меня, – сбивчивые, сиплые слова. В груди, словно кто-то выжег дыру размером с пустыню Суны. Его бьет нервная дрожь, хочется разнести всю тюрьму на кусочки, чтобы даже остова не осталось. Неловко, неуклюже парень гладит сестру по голове, сам чуть не срываясь на протяжный вой, - больше никогда… никто… я обещаю.
Глупые, невнятные клятвы – кому они нужны больше ей или ему?
Коридорное эхо приносит обрывки чужого разговора – кукловод резко отстраняется, все еще ощущая на груди тепло ее тела, и с тревогой выглядывается в бледное личико девушки. Миссия, они все еще находятся на миссии, и Канкуро будет, что сказать тому кто ее придумал.
- Я сам…

Дайме важно вышагивает по коридору в окружении двоих охранников, иногда брезгливо прижимая к носу кружевной, белый платок. Будь его воля он не спускался бы в нижние отсеки и вовсе, но уж больно любопытно посмотреть на двух поверженный пустынных сиблингов. Жаль, конечно, что они пойманы не полным комплектом, но потеря сразу двоих кровных родственников должна пробить в защите джинчурики ощутимый урон.
- Они, надеюсь, полностью обезврежены, - в меланхоличном голосе правителя страны Ветра мелькает тень страха.
- Не волнуйтесь, наша охрана…, о, а вот и она, - из сумрака коридора выступили двое шиноби Звука. Они почтительно склонили голову, и, потоптавшись на месте, замерли, - Кен. Ичиро. Как там арестанты?
Тишина разлилась по коридору. Дайме нахмурился и тоже остановился.
- Вы оглохли, идиоты? Не видите кто перед вами?
Тот, которого звали Ичиро вздрогнул, и начал медленно поднимать голову, взирая на гостей пустой глазницей, вокруг которой влажно поблескивала еще не свернувшаяся кровь.
- Что происходит?
- Добро пожаловать на наше маленькое, ночное представление.
Под аккомпанемент хриплого, надрывного смеха вспыхнули голубые, натянутые нити чакры, и мертвецы, растянув губы в неестественном, жутком оскале, бросились вперед.


Темари возвращается за полночь. Тихо открывается дверь и куноичи проскальзывает в номер, стараясь не разбудить брата. Тот, впрочем, и так не спит. Канкуро полулежит на кровати в традиционном банном юкато украшенным глупой синей полоской, и  сквозь прищуренные веки наблюдает за сестрой. Ревность гниющим, трупным запахом окутывает сознание, оставляя после себя только лишь сожаления, жалость к самому себе, да нездоровую порцию иронии. Ну, спасибо, что вернулась на ночь в их номер, а не осталась ночевать под гостеприимной крышей дома Нара.
Канкуро закидывает руку за голову и зевает. Сейчас, без своего черного балахона и извечной нарисованной маски на лице, он сам на себя не похож. Больше на отца, но никак не на капитана карательных отрядов Суны.
- Если завтра мне опять подсунут в качестве компании Яманако, я взвою, - недовольно бурчит он, желая поделиться собственными бедами, - лучше бы сразу вызвали на допрос, чем ощущать ее ковыряния в своей голове. И как ты выносишь это каждый раз?
Парень рывком встает с кровати, подходя к окну, наблюдая, как по небу быстро плывут серые, почти невидимые облака, что иногда перекрывают свет яркой луны. А вот звезд почти не видно – странное зрелище, над пустыней их всегда невообразимое количество. И все такие близкие, словно можно коснуться пальцами.
- Может быть, уйдем домой пораньше?

I would go through all this pain
Take a bullet straight through my brain
Yes, I would die for you, baby
But you won't do the same ©

[NIC]Kankurou[/NIC]
[STA]|просто дурачок|[/STA]
[AVA]http://se.uploads.ru/t/pNofK.png[/AVA]
[SGN]http://se.uploads.ru/t/pKVRO.png[/SGN]

Отредактировано Mitarashi Anko (Понедельник, 20 апреля, 2015г. 23:45)

+3

13

[NIC]Temari[/NIC]

[STA](You’ve got to save yourself)[/STA]

[AVA]http://se.uploads.ru/t/uJOQy.jpg[/AVA]

Innocence
Makes no sense
Day and night
Dandelion wine

Live and dead
Frost and sweat
Heat and rime
Dandelion wine

У Канкуро всегда была эта привычка, защищать, хотя Темари и находила это довольно неуместным и даже вредным. Не потому, что ей было это неприятно, а просто потому что, хей, приятель, неужели правда считаешь, что ей это надо? Что действительно есть необходимость тратить часть своего внимания в бою на нее? Темари вообще была не из тех людей, что проявляли слабость, что были слабыми. И не потому, что «нельзя ни в коем случае», а просто потому, что ей это было совершенно несвойственно. Проигрыш не означал разгром морально и физически, нет, Темари хмурила светлые брови и лишь покрепче сжимала кулаки, не опуская голову, не пряча стыдливо и отчаянно взгляд. Проигрыш это факт, который она принимала. Темари боец, она знает, когда придется отступить и как сделать это вовремя.  Трудности ее закаляли, как закаляли боль и лишения, без которых судьба шиноби невозможна. Темари гордая и привыкла справляться самостоятельно. А Канкуро стоило бы обратить внимание на собственную спину, в любой защите есть бреши и его не исключение. Разумеется, это нормально – прикрывать друг друга, но командная работа, их этому учили, но у всего же есть предел! Например, стоило бы немного поберечь свое израненное, истерзанное тело, а? Совсем немного подождать вместо того, чтобы рвать на себе кожу, мышцы и сухожилия, травмировать суставы, возможно лишая себя своего таланта!?
Ведь ее раны несравнимы с его, нанесенными с особым садизмом и усугублёнными бешеным срыванием оков, ведь ее не убили бы, ведь их миссия могла бы попросту сорваться, так что не стоило, не стоило, не стоило!

- Не стоило, - глухо произносит она вслух уже оседая в оберегающие объятия брата. В нос бьет густой запах железа и паленой плоти, обнажённая кожа импульсивно прижата к жутким ожогам на его груди и Темари морщится, думая о том, сколько боли сейчас сосредоточенно в его теле. Безрассудно, чудовищно, отчаянно так измываться над собой.

- Ну зачем? – с  тоской спрашивает она и тяжко сглатывает подступивший ком.  Собственное положение так быстро забылось, стоило лишь только увидеть воочию то, чем  стал Канкуро в этих застенках. Уж она-то явно пострадала меньше, чем ее младший брат, в конце концов, ей стоило как-то это предусмотреть и не допустить, чтобы кукловоду пришлось убивать себя в попытке ее спасти. Не было никакой необходимости вмешиваться, если это влекло за собой такие последствия. Ей было страшно смотреть на него и больно вдвойне от осознания, что это из-за нее он вошел в состояние аффекта и… так пострадал. Словно заведенный, безумный, он гладил ее по голове, будто по целый мир перевернулся, бормотал обещания, Темари же вся словно окаменела, чувствуя, как скатываются теплые капли крови по ее замерзшей спине. Ей нельзя было давать слабину перед лицом его истерики, и она не давала, дрожа под защитой брата, спасенная от насилия и остро жалеющая, что такой ценой. Честное слово, ради его здоровья она бы потерпела, она фактически добровольно позволила все, только бы не видеть и не слышать как родной человек задыхается от отчаяния и боли. Кровь Канкуро была везде, куда бы ни падал ее взгляд,  сукровица из ожогов неприятно стягивает ее кожу в местах соприкосновения, шумное рваное дыхание и  вытаращенные глаза довершают картину.

Зачем, зачем ты так переживешь за меня?

Ей почти физически больно за него и она действительно не может понять, почему ему оказалось настолько важным спасти ее сейчас. От злости он даже кажется ей полнейшим дураком и эгоистом, раз счел, что она не сможет пережить этот эпизод, ведь она-то считает, что сможет. Что это не то, ради чего стоило так рвать себе жилы и так сходить с ума. Что они с ним там сделали? Бессмысленно искалечил сам себя, а разве ей грозил реальный вред? Разве она была на краю гибели? Были ли его действия адекватны ситуации? Абсолютно нет, ну так зачем, зачем?? Какая-то бестолковая злость поднималась в ее душе от одних этих мыслей, ей хотелось повернуть время вспять, не дать Канкуро получить еще больше ран по такому нелепому, позорному поводу… Даже ударить его за это. Что ей тот шиноби? Мешок костей. Она бы скрыла все. Проглотила капсулу. Забыла бы этот день, убив чуть позже этого шиноби. А брату не стоило вмешиваться. Это не его дело. Канкуро придал слишком большое значение тому, что его лично не касалось, не было его проблемой. И не должно было стать! А теперь, глядя на него, внутри все переворачивалось, скручивалось пружиной от горьких мыслей – сможет ли он восстановиться? Он не чувствует боли пока, но его кисти влажно блестят от багровой крови, грубые кандалы содрали кожу, повредили сухожилия. Стоило бы поберечь себя, но черт. Он, должно быть, просто сошел с ума. Может, его чем-то обкололи? Темари утыкается лбом в его ключицу и бормочет извинения, ведь это ее вина, что ему пришлось рваться сюда, словно от этого зависит жизнь. Ввела его в заблуждение. И она считала себя сильной?

Но в глубине души Темари была бесконечно ему благодарна, той своей частью, что стремилась к теплу и вниманию, что сохранила в себе домашнюю мягкость, столь далекую от натуры куноичи. Именно поэтому, когда он поднялся с колен, чтобы довести миссию до конца, она только согласно кивнула, с жалостью разглядывая чужие раны. Ее только освобожденные руки сейчас разрывались от боли и пульсации крови, разом хлынувшей в сосуды и она едва ли могла сейчас их поднять, не то, что сражаться.

Кажется, тебе действительно все придется взять на себя.

Пока шаги мертвецов таяли в коридоре, Темари медленно, неловко одевалась дрожащими руками, едва шевеля непослушными пальцами. Бордовый пояс неровно ложился на талию, складывается уродливыми складками, стягивая грязную ткань. Вдали раздаются вопли и хрипы и Темари мрачно, жестоко ухмыляется, наконец, готовая выйти из камеры. Основная угроза Гааре уничтожена, они могут возвращаться. Несмотря ни на что.


Eyes will cry
Blood will dry
Read the signs
Dandelion wine

Arms entwine
Lips in time
We all go awry
Dandelion wine

Канкуро перегнал ее ростом лет эдак в двенадцать, за полгода до достопамятного экзамена, и примерно с этого возраста Темари пришлось привыкать к тому, что теперь можно скрыться за его спиной от различных невзгод. От палящего солнца в переходе через пустыню, от особенно злого взгляда Гаары, от несправедливых упреков отца-Казекаге в конце концов. Но больше всего его широкие плечи пригодились в год после провала на Экзамене – от озлобившихся сирот Суны, потерявших родителей из-за политики отца и позволившего убить себя прежде, чем смог бы увидеть ее итоги. Казекаге, за которого даже не отомстить и которого остается только забыть, ведь его место очень быстро занимает сын, уверенной рукой подхвативший власть и убирающий само упоминания о Расе. Редкие синяки от камней почему-то болели сильнее, чем большие, пятнами расползающиеся по телу, заработанные на тренировках. Может, все дело было в искренней обиде, которую она испытывала каждый гребанный раз, когда ей пытались устроить темную ее же товарищи. Ясное дело, что она могла более чем постоять за себя, но почему-то на собственных соотечественников, ненавидящих ее теперь из-за ошибок отца, рука толком не поднималась, не бить же их всерьез стихией, словно врагов? Или тяжелым веером, одним весом с легкостью крушащим кости? Темари ничего не оставалось кроме как уходить в насмешливую оборону, изредка срываясь в яростную атаку. И никто из этих отчаявшихся ребят не хотел задуматься о том, что ведь и она потеряла отца, как еще раньше мать, и даже ее брат-джинчуурики их не устрашал – все знали, что тому дела нет до своей семьи. Зато за все отдувались его старшие сиблинги, переживающие период отчуждения своих сверстников сцепив зубы. Канкуро, вероятно, доставалось посильнее Темари, и той не раз приходилось обрабатывать его синяки и порезы, как и ему время от времени закрывать  сестру от летящих в нее камней. Сколько раз они ругались, стоит ли всерьез драться  с обидчиками и каждый раз не могли договориться – ну как ей объяснить ему, что нельзя вести себя как Гаара, и что никто не виноват в этом бесконечном круге страха и ненависти. Канкуро не соглашался, но все же шел на уступки, чаще, чем хотелось бы, прикрывая ее даже тогда, когда было совершенно не нужно, и Темари пришлось  смириться с тем, что брат перерос ее и стал защитой и опорой их осиротевшего дуэта. Конечно, с ними всегда был Гаара, но он шел своим путем, пусть и умудрившись каким-то противоестественным образом привязать одиноких сиблингов к себе. Они оставались семьей, подменяя друг для друга родителей. Ждали с миссий, готовили и прибирались в пустом доме, подставляли спины для опоры в минуты отдыха, деля невзгоды на двоих. Вместе разрабатывали стратегию вывода Гаары к власти – брат после штурма Конохи вдруг решил, что быть простым оружием для него все-таки мало и захотел всеобщей любви в качестве Каге. Впрочем, он остался верен старой клятве, продолжая любить лишь себя, но можно ли было его винит за это? Нет. Гаара сын своего отца и своего времени. Как и его старшие родственники.


It's quarter to nine
Dinner time
Come and try
Dandelion wine

Moon will shine
Bluebells chime
It's a crime
Dandelion wine

Вернуться тихо не получается – Темари может идти гораздо более легким шагом, но сейчас, сытая и усталая, чуть пьяная, она не замечает, как чуть громче касаются пола ее ступни, как неловко приваливается к стене, задевая веером стену. Впрочем, уже внутри комнаты она переводит дыхание и приветливо, чуть виновато улыбается – Канкуро вовсе и не думает спать, судя по его расслабленной позе и тому, с какой готовностью он подрывается и идет к окну, ворчливо роняя слова.

− Чем тебе не угодила Ино? – Темари снимает перевязь с веером и осторожно устраивает его у стены. Опускает голову и массирует уставшую шею, слушая тихий хруст позвонков, - Не переоценивай ее, она еще только учиться. В твою голову ей путь закрыт, - она вновь смотрит на брата у окна и вздыхает. Сколько лет она уже не видела его вот таким? В домашней одежде, без краски на лице и таким неконфликтным? И когда только они успели испортить отношения, сколько лет назад незаметно для себя превратились в собаку и кошку? Похоже, она стала слишком сентиментальной из-за пары пиал рисовой водки в том баре. Нет. Домой ей совсем не хочется и поэтому она делает пару шагов к окну и встает рядом с братом, глядя в небо в поисках того, что привлекло его внимание.

− И лишим тебя возможности развеяться? Нет уж, братец, ты слишком погряз в работе, тебя надо спасать, - в ее голос каким-то образом все же вплелась насмешка, а в голову приходит идея, которая могла появиться только так, при взгляде на ночную, еще не спящую Коноху. Эта деревня слишком беспечна для той, что замерла на пороге войны. Этим нужно успеть воспользоваться.

− А знаешь что, - медленно тянет она, глядя на темную улицу, разрезанную светом нескольких цветных фонарей, - может, нам прогуляться сейчас? Без официальных сопровождающих, без копаний в голове и пристального взгляда сотни гражданских? Обойдемся малой кровью – пара выпивох и повар, мечтающий о закрытии, мм? Или найдем место пооживленнее, - эта идея ее вдохновляет, как может вдохновлять только тех, кто едва перешагнул порог номера после приятных посиделок и теплого саке в желудке. Глаза Темари предвкушающе заблестели – почему-то ей представилось, что она делает брату какой-то невероятный подарок. Спасает из рутины пыточных дел мастера.
− Пойдем, тебе это нужно. В Суне такого нет, уж поверь мне, - да уж, в Суне военное время и комендантский час. А в таверны ходят только чтобы угрюмо напиваться.


Arms are sore
We want more
You are mine
Dandelion wine

Moon will wane
Lake will drain
Bye bye bye bye
Dandelion wine

В местечке, куда она привела брата довольно оживленно – жители Конохи не похожи на мрачных и подавленных суновцев, напротив, везде царит свет маленьких фонарей, взрывы смеха и ароматы жареного мяса и овощей смешиваются между собой в просто умопомрачительные пары. Ее тут знают, так что она с улыбкой приветствует поваров и официанток, и как-то умудряется выторговать столик поукромнее, так легко, словно она местный житель, а не гость из чужой страны. Ей это льстит, но отчего-то хмурый взгляд брата портит это чувство. В итоге они заказывают немного еды и пару крохотных бутылочек саке.

− В Суне так не посидишь, - вздыхает она, оглядываясь по сторонам и нервозно сцепив ладони в замок. Им еще только готовят заказ, и она отчаянно ищет тему для разговора. Если Канкуро искал ответы на свой вечный вопрос «почему ты постоянно задерживаешься в Конохе?» то вокруг него их тысячи. В родной деревне перестало быть комфортно уже несколько лет, и мог ли он теперь осуждать ее, находящую душевное тепло в другой деревне? Ей все уже здесь казалось знакомым и родным. И эти улицы, и люди.

− Давай постараемся отдохнуть здесь, пока это возможно, - как пакт о перемирии предлагает она, глядя в чистое лицо напротив. Канкуро, кажется, не очень нравятся ее идеи, но он все же соглашается со всеми, с секундными колебаниями и каким-то отчаянием в глазах. Темари отчего-то становиться его жаль, чего не было уже давно – постоянные ссоры сделали свое дело. Взгляд падает на его открытые запястья и она замирает, завороженно разглядывая раздутые, словно кляксы опоясывающие его руки шрамы. В груди холодеет и она с трудом отрывает взгляд, закрывая глаза и старательно отрешаясь от нахлынувших воспоминаний. Ну, к чему это вспоминать…ничего ведь уже не спасти. К счастью, им приносят заказанное и Темари разрушает  возникшую неловкость с хрустом разламывая палочки. Как-то так получается, что, в общем-то сытая, она больше налегает на саке, чем на еду, так что постепенно ее все сильнее размаривает. Долгая дорога, сытость и саке – и Темари все чаще закрывает глаза, подпирая голову ладонью. Да-да, наша беседа очень увлекательная, Канкуро, продолжай, я тебя внимательно слушаю.


It's quarter to nine
Dinner time
Come and try
Dandelion wine

All sounds are blind
All colours are white
All numbers are nine
Dandelion wine

Отредактировано Temari (Вторник, 26 мая, 2015г. 02:12)

+3

14

Каменка-плясунья важно выхаживала по подоконнику, оставляя после себя галочки следов на незаметном слое песка. Пичуга замирала время от времени на месте, склонив голову и вглядываясь в мутную поверхность окна, которое иногда начинало вибрировать. Стекло дрожало и звенело тонко-тонко, микроволнами отражаясь в зрачках каменки, но та словно не боялась, полагая, что находится в полной безопасности. Напрасно.
Сначала раздался треск дерева, потом что-то с грохотом рухнуло – птица вздрогнула и отпрыгнула – а, после, стекло пошло трещинами и с характерным звоном брызнуло осколками во все стороны.

- … мне плевать, что стало бы со мной. Но, как ты можешь разменивать сестру как пешку! – кулак врезается в столешницу, и та подёрнулась сетью трещин. Не в первый раз. Весь стол представлял собой поле боя, словно именно он являлся корнем всех бед и зол. Канкуро тяжело дышал, ощущая непередаваемую гамму чувств, завязанную на стягивающих грудь бинтах, и заканчивающуюся липким потом на спине от страха смешанным с гневом, - всю жизнь она пытались стать для тебя…
- Темари, в первую очередь шиноби Суны, - холодный взгляд зеленых глаз из-за сцепленных в замок рук. На его лице не дрогнул ни один мускул, в то время как Канкуро уже с полчаса демонстрировал чудеса мимики. Но, как же напряжен был воздух вокруг них, - и она целик и полностью понимает свою роль на миссиях. В отличие от тебя. Канкуро.
- Не смей, - удар. Еще удар. И кожа лопается на кулаках, заливаясь в трещины каплями крови. Он скалится от боли. Той, которая дерет когтями душу и сердце. Как показать Гааре? Как вытащить из головы свои воспоминания и запихать ему в сознании, чтобы глупый, маленький брат тоже увидел, на каком краю пропасти оказалась их сестра. И, к черту, все уговоры и равнодушные взгляды, никто из них не убедит кукловода, что подобное может быть нормальным для молодой девушки! – не смей быть так спокоен, когда не знаешь о чем говоришь. Тебя там не было.
- Зато, у тебя появился повод для гордости, - ему только кажется, или в глазах Гаары мелькают огоньки нездорового веселья. Он насмешливо разглядывает забинтованные запястья брата. Функциональной левой руки так полностью и не восстановилась, - в том случае если это была, твоя последняя миссия S ранга.
- Не надейся, - Канкуро так слабохарактерно раздражается, поддаваясь злости и чувствуя себя глупцом за все совершенные действия. Еще там, в тюрьме, его слишком сильно задело это ее – «не стоило». И вспышка удивления – но, как я мог иначе? – трансформировалась в тупые, навязчивые мысли полного непонимания. Губы кривятся в кривой ухмылке – это наследственное.
- Тогда перестань вести себя как идиот.
Гаара взмахом руки пресекает все дальнейшие попытки продолжить разговор, он и так потратил слишком много времени на своего возбужденного, накаченного обезболивающим брата. Канкуро лишь себе кажется грозным шиноби, который, пришел выяснять отношения, вопреки своем страху перед джинчурики Скрытого Песка. А на деле брат представляет собой достаточно жалкое зрелище, с трясущимися руками и запавшими больными глазами. В кабинете повисает тишина – Гаара откидывается на спинку кресла, сумрачно обозревая тот беспорядок, что устроил кукловод в порыве своей пылкой речи, сопровождаемой взмахами рук и швырянием предметов об пол и в окно.
   
Баки облегченно выдохнул, и отошел от двери. Похоже, буря не этот раз миновала, раз интонации разговора приобрели более тихий оттенок, хотя, это так же могло означать, что старшего из двух братьев сейчас выметет в коридор волной песка. Мужчина нервно поправил хитай-ате сползающий на глаза, и зашагал прочь из резиденции, у него все-еще было слишком много поручений. Смерть дайме и возвышение Гаары плотным туманом волнений накрыло деревню, и чтобы сохранить хотя бы видимость порядка приходилось  прилагать максимум усилий.
Улица дыхнула в лицо джоунина жарким дневным воздухом, в такое время лучше сидеть в спасительной тени домов, чем спешить по делам. Баки приложил руку козырьком к глазам, спасая их от палящей жары, и шагнул вниз по ступенькам.
Он так и не заметил под своими ногами крошечное тельце каменки-плясуньи, с пробитой осколком стекла грудкой.


Ночные кошмары стали его постоянными спутниками после той миссии. В них он всегда горел, объятый пламенем десятка катонов, и никак не мог потушить этот огонь. Просыпаясь, Канкуро ощущал жар на своей коже, на шрамах что остались на груди – и в бессилии закрывал руками лицо. Раскачивался в кровати как ненормальный, а потом выбирался прочь и брел на кухню. Долго стоял перед шкафчиками, разворачивался и перемещался в гостиную. Обычно этот путь заканчивался в мастерской, где сон окончательно прогоняла злоба на непослушные пальцы левой руки, что конвульсивно дергались, и не могли контролировать нити чакры, на которых плясала маленькая балерина.
Можно, я присяду рядом?
Как прошел день?

И не слова более. Хотя поговорить стоило бы. Его неуклюжая забота раз за разом разбивается о холодность и бесстрастность сестры, хотя парень так старается преподнести ее со всей искренностью. И тогда, в очередной раз потерпев досадное фиаско, Канкуро сам начинает замыкаться в себе, натягивая маску безразличия и злобы. Он раскрашивает лицо особенно ярко, бросая вызов всем сразу. Он носит слишком громкую обувь, чтобы каждый знал о его приближении. Он нарочито шумный. Он смотрит на свои ладони и вспоминает на них тепло кожи Темари.
Кошмары меняются. Теперь они наполнены звоном цепей и хриплым голосом, севшим от потаенного желания. Пальцы скользят по изгибам тела, очерчивая ключицы, грудь и талию. Канкуро резко открывает глаза, невидяще уставившись в мигающую лампочку, освещающую мастерскую. Шея затекла от неудобного положения, в котором сон настиг его. Сердце отчаянно бьется, и приходит неприятное, тянущее осознание. Насильником в этот раз был он сам.


Коноха – это другой мир. Яркий, озаренный светом даже в надвигающийся ночи, разукрашенный голосами, смехом и музыкой. Канкуро на шаг отстает от сестры, про себя уныло отмечая, как гармонично Темари вписывается в общую картину. Она здоровается с поварами таверны, улыбается им – заговорщицки подмигивает, и вот уже тянет брата к одному из уютных столиков. Он не сопротивляется. Пока просто наблюдает за ней, с какой-то тоской отмечая как уже во второй раз за вечер сестра говорит о родной деревне, словно о чем-то чужом и лишнем.
- Здесь слишком…хм…все дружелюбные, - он оглядывается, ловя на себе взгляды. В Суне действительно все не так. Там люди не улыбаются капитану карательных отрядов. Они отводят глаза, как только он показывается поблизости. И уж точно они не салютуют ему бутылочками саке, желая приятного вечера. Канкуро откровенно неуютно, но он согласно кивает на предложение отдохнуть, и откидывается на спинку небольшого диванчика, все так же рассматривая Коноху сквозь окно. Но, когда, его взгляд обращается к сестре – он недовольно цокает языком, и начинает раскатывать длинные рукава черной водолазки, натягивая их до самых пальцев, и скрывая уродливые шрамы под тканью. Не сегодня.

Горячая пища и саке, внезапно становятся катализатором улыбки на лице Канкуро. Он внезапно находит достаточно тем для разговоров, даже при том, что Темари не всегда их поддерживает. Рассказывает новости о семьях знакомых, сумрачно сообщает, что Гаара совершенно превратился в закоренелого сноба, и тут же перескакивает на более веселые темы о пьяных похождениях Баки. Зачем-то вспоминает детство – язык немного заплетается, и парень замолкает, с удивлением глядя как сестрица, похоже, задремала напротив.
- Да из тебя сопровождающий еще хуже, чем из Яманака, - он улыбается, протягивая руку и проворно дергает куноичи за один из хвостиков, - та, хотя бы пыталась сохранить твёрдость рассудка в моем присутствии.
В ответ доносится невнятное бубнение, которое можно трактовать совершенно по разному, но кукловод лишь смеется в ответ, и, бросив рядом с жаровней деньги за поздний ужин выбирается из-за стола. Мир немного качается, но, это не мешает ему вполне четко построить себе путь отхода из таверны.

- У них, что нет комендантского часа? – в его голосе сквозит недоверие, ведь давно минуло два часа ночи, а на улицах встречаются компании взрослых людей, и даже чуунинов. Канкуро готов развести руками от такой беспечности,  но руки-то у него заняты – он бережно поддерживает Темари за талию, не давая той пойти кривой дорогой. Хотя, он и сам находит в ней опору.
Две фигуры медленно бредут по направлению к гостинице, иногда сбиваясь с шага.
- О чем ты думаешь? – срывается с языка прежде чем, он успевает осознать это. Вопрос, который вертелся в сознании уже не первый год. Пальцы левой руки перебирают ткань ее одежды – Канкуро упрямо смотрит вперед, не понимая, как вообще мог сморозить подобную глупость, но исправлять ситуацию совершенно не хочется. Они проходят мимо очередной забегаловки, окно которой открыты, и из них звучит тихая мелодия – еще один дурацкий порыв, и вот уже Канкуро улыбается, перехватывая руку Темари в мимолетном движении танца. Всего одна четверка ничего не значащих движений, на грани шалости – она кружится под его рукой, совершенно не похожая на ту балерину (и как он мог их сравнивать?).
Четыре шага и поворот – разве такое запоминается, особенно когда в крови плещется некоторая доза алкоголя. Завтра с утра все будет покрыто туманом обрывочных воспоминаний, но, сейчас, он позволит себе эту дерзость. Словно долгожданный подарок, который вручается ему без лишних зрителей…
…только вот у теней тоже иногда бывают глаза.

Я бросаюсь, как в воду, в объятья твои,
Снова пальцы скользят по плечу;
Вырвать корень моей ядовитой любви
Ты не можешь - а я не хочу! ©

[NIC]Kankurou[/NIC]
[STA]|дважды дурачок|[/STA]
[AVA]http://se.uploads.ru/t/pNofK.png[/AVA]
[SGN]http://se.uploads.ru/t/pKVRO.png[/SGN]

+2

15

[NIC]Temari[/NIC]

[STA]Oh Tonight [/STA]

[AVA]http://s017.radikal.ru/i411/1505/20/212bdc5d9039.png[/AVA]

− Ваши подопечные покинули гостиницу, - АНБУ стоит перед ним неподвижно, перекрывая путь к родовому гнезду, и по его размеренному голосу Шикамару никак не может определить, подразумевается ли под этим сообщением что-то скверное или же нет. Одно понятно точно – спать ему сегодня определенно не светит.
− Оба? – зачем-то уточняет он, со вздохом лохматя собственный затылок и подавляя ворчливые нотки в голосе, - Как же это не вовремя.

АНБУ равнодушно пожимает плечами, глядя на него сквозь чернеющие отверстия в маске:

− Да. И в любом случае, мое дежурство подходит к концу, так что, – он не договаривает, да и нет  никакой необходимости в этом, смысл этого короткого доклада и так понятен, гением быть не надо. Как назло, именно в эту минуту Нара ощутил, как наваливается на тело усталость, а сломанная рука начинает беспокойно пульсировать, вторя постоянной ноющей боли в ребрах. День изрядно затянулся, а? И ведь по собственной инициативе… Пробурчав нечто невразумительное сквозь зубы  Шикамару обреченно закрывает глаза, массирует веки и, наконец, принимает свою судьбу, вновь уставившись на АНБУ.
− Понятно. Где они были в последний раз?..


Когда он снова забирается по крыше к окну спальни Яманака, куноичи уже ждет его в полной экипировке и с мрачным энтузиазмом наперевес. Не давая ему и рта раскрыть, она легко поднимается с постели и отмахивается ладонью, снисходительно, будто ребенка, похлопывая утомленного друга по плечу:

− Не трудись, мне уже передали. Все-таки, официальный сопровождающий нынешней делегации я, - с деловитой собранностью произносит она в ответ на его молчаливо приподнятые брови и, оттесняя в сторону, вылезает наружу, с изяществом перекидывая через раму стройные ноги. Длинный белокурый хвост неприятно хлестнул Нара по лицу, заставляя юношу скривиться еще и от этой напасти, когда куноичи оттолкнулась от черепицы и перемахнула на соседнее здание, демонстрируя удивительную прыть после, казалось бы, недавней неудачи с делегатом Суны. Нара же в очередной раз  проклял собственное упорство, проявленное после ранения, и торопливо двинулся следом, захлопывая деревянную раму окна Ино пожалуй, с чуть большей силой, чем того требовалось.  Ночь обещала еще немало неприятностей и, несмотря на довольно нарядное освещение большинства улочек Конохи, уверенность в этом только крепла. Стоило предположить раньше, что что-то может пойти не так. Ровно с того момента, как он увидел, что помимо Темари из Суны прибыл и ее сумрачный брат. Так не вовремя.

− И куда только тебя понесло на ночь глядя? Что за проблематичная женщина, - вслух пробурчал он, торопливо двигаясь в тенях туда, где в последний раз видели  суновцев. А он так надеялся выспаться...


У всех бывают скверные дни, ознаменованные чередой не менее скверных происшествий. Они вырабатывают суеверия, подготавливают морально к проблемам и позволяют смириться с плохим быстрее и безболезненнее.  Бывает, что нечто скверное просто случается. Сваливается с неба, бьет наотмашь, под дых, обжигает внезапностью и неотвратимостью, так, что лишь держись, без всяких суеверных заигрываний со своей жертвой перед этим. Просто случается, не оставляя ни времени подготовиться, ни сил пережить это как можно более безболезненно. Довольно подло со стороны судьбы вначале кропотливо вырабатывать рефлексы, а после просто вламываться в чужую жизнь и менять все настолько круто, что потом даже с лупой не найдет никаких к тому предзнаменований. В жизни Темари подобное случалось дважды. И оба случая не были хорошим событием. Говорят, то, что нас не ломает, делает нас сильнее. Она верит в это, лелея в душе уверенность в несокрушимости собственного внутреннего стержня.
Она пережила много и переживет еще достаточно.


Временами она просыпается за несколько часов до подъема от неприятной мути. Ее подташнивает и тогда, когда она решает встать и пройти на кухню ради глотка воды, и когда возвращается обратно, устраиваясь на постели с твердым намерением заснуть. Бесполезно. Тошнота не проходит, а оставшийся час пролетает незаметно в однообразной укачивающей дурноте. В конечном счете, ей приходиться встать и проглотить плотную травяную пилюлю из тех, что время от времени давал ей Нара, и еще с полчаса маяться, покрываясь холодным потом, пока лекарство не подействует и тошнота не исчезнет, подобно теням в полночь. Сложно судить, может ли это быть связанным с кошмарами, которые она изредка видит, но совершенно не запоминает, а может, с обострением гастрита от скудного рациона миссий. Так или иначе, а чувство тошноты въедается в память сильнее смутных отблесков ужасов, в которых если и фигурируют цепи, то исключительно на руках ее брата, черные, осыпающиеся ржавчиной его крови. Но, когда он спрашивает, она бездумно отвечает. Мгновенно, будто слова готовыми вертелись на ее языке и только и ждали вопроса, чтобы сорваться.

− О твоих руках, - ее голос тих и устал, в памяти же слишком живо встают картины застарелой боли и крови. От этого ее сине-зеленые глаза темны, прикрыты веками и смотрят по сторонам холодно-равнодушным взглядом, не задерживающимся ни на чем. Шаг за шагом мягко стелятся их следы, прохладный ветер шевелит волосы и немного смятую ткань, принося с собой свежие ароматы ночи, словно пытаясь отвлечь Песчаных от тяжких дум. Темари старается отвлечься, но ей не слишком дается это сделать, кажется, просто наступил тот этап опьянения, когда ею начинает владеть иррациональная тоска. Канкуро придерживает ее за талию, не давая слишком уж уклониться в сторону, она чувствует его тепло сквозь ткань, ежась от ночной прохлады. Они бредут по пустеющим улицам Конохи и слегка шатаются, время от времени кренясь то в одну сторону, то в другую. Ветер ужом вползает под ткань, заставляя кожу покрываться мурашками. В Суне, конечно, в ночное время гораздо холоднее, но там ей не приходилось шататься так праздно после заката, тем более, перед этим основательно где-то пригревшись и разомлев. После брошенной в пустоту фразы ей отчаянно хочется что-то добавить к своим словам, пояснить, что она имеет в виду нечто крайне важное, но именно в момент, когда она уже собирается произнести первое слово, Канкуро перехватывает ее ладонь и плавно уводит в танец, заслышав поблизости какой-то затухающий мотив. Неловкость движений пропадает, уныло зарождающаяся под ребрами тошнота отступает под звуки музыки и Темари скупо, как-то даже жалко улыбается, невольно подхватывая идею брата и легко двигаясь под его направляющими движениями, умело скрывая нетрезвую шаткость походки в танце. Совсем короткий и рваный, он все же выполняет свою функцию – ей больше не мерещится всякая опостылевшая кровавая мерзость, а пыль, поднятая на дороге, чуть скрипит на зубах, возвращая в темную, полную огней и реальности ночь Конохи.  А еще – полную теней, где нет-нет, а мелькнет фигура шиноби или нескольких, весело смеющихся и висящих на плечах друг друга так, что сразу понятно – это не патруль, а отдых. Спокойный отдых свободных людей. Суне и не снилось. На мгновение ее колит какой-то совершенно детской обидой – ну почему так приятно и гостеприимно только здесь? А не в родном селении? Впрочем, ответ настолько очевиден, что даже нелепо делать вид, что есть какая-то досадная неизвестность. Позади раздается едва уловимый шорох, она прикрывает глаза, ловя ускользающее после танца равновесие и цепляется  за ткань на плече Канкуро, старательно выпрямляясь. Смотрит вперед, услышав еще и тихие шаги, уже зная, кого увидит в следующее мгновение и все равно наблюдает с какой-то жадностью за тем, как неохотно расползаются тени, словно пакля, освобождая вышагивающую из мрака фигуру шиноби. Белые бинты первыми вырываются из темноты, но она быстро поднимает взгляд и находит блестящие глаза напротив, неприязненно сощуренные.

Шикамару полон усталого недовольства и подспудного ощущения чего-то неправильного в том, чему стал невольным свидетелем. Может, это просто очень утомительное занятие, искать по всей Конохе двух пьяных союзников, когда они должны, как паиньки  лежать по койкам в гостинице. Может, просто начинается паранойя из-з всех гуляющих по Листу слухов о приближающейся войне. А может, это действительно довольно странно, танцевать со своей сестрой с таким выражением лица, будто это и не сестра вовсе. Шиноби хмурится, наблюдая за остановившимися посреди улицы Канкуро с Темари, и пытается понять, где он ошибся, рассчитывая на то, что суновцы не позволят себе лишнего в чужой деревне. Единственное, что сейчас несколько уменьшало размер метафизического камня на его сердце, это знание, что их застали вовсе не за попыткой произвести диверсию. Впрочем, может ли он сейчас так смело утверждать,  что это не является уловкой? Без сканирования разума – нет. Ох, лучше бы они сидели в номере, ей-богу, теперь же проверок и проблем не оберешься, какой бы не казалось проверенной союзницей Темари... Так или иначе, а бесшумно следовавшие до сего момента за парой иностранных шиноби Нара и Яманака решили показаться своим подопечным на глаза именно сейчас, несколько смущенные увиденным и уставшие ждать, когда же те дотащатся своим умирающим темпом до гостиницы. Пока Темари, словно загипнотизированная, наблюдает за медленно проступающим из теней Шикамару, на глаза Канкуро игриво опускаются ладони Ино, подобравшейся к нему со спины. И хотя кукловод дергается в сторону уже секунду спустя, этого хватает, чтобы лицо девушки окаменело, а сама она с оторопью шарахнулась от него с затуманенными глазами. Извинения идут следом, сумбурные, сбивчатые, голубые глаза с неким отчаянием впиваются в лицо Нара и тот вновь тяжко вздыхает, словно на его плечи вдруг легла миссия высшего ранга. И чем только Ино думала, так напрыгивая на Канкуро сзади? Судя по всему, тот едва подавил рефлекс ударить неизвестного и это отчего-то вдруг начинает сердить Темари. Как она смеет?

− Что это вы вытворяете? – она вцепляется в руку Канкуро, удерживая и отвлекая брата, вдруг ставшего снова капитаном полиции безопасности Суны, а значит, скорым на расправу и жестоким. Дурацкая сонливость и тоска нелепой шелухой слетают с нее, пробуждая гордую дочь Суны. Эта идиотская выходка Яманака могла стоить той пары дней в больнице, если не больше. Кроме того, Темари сердится, что их скромный семейный праздник прервался так резко и быстро. Что им даже здесь не дают отдохнуть спокойно, а ведь ей казалось, что только в Конохе это и возможно. Возмутительно и вдвойне обидно разочаровываться подобным образом.

− Нам было запрещено покидать номера? – она с вызовом смотрит на Шикамару, просто потому, что Ино бледной тенью переместилась за спину товарища и теперь таращится в пыль у дороги, бурча извинения. Под своей цепкой хваткой куноичи Песка чувствует, как напрягся ее брат и не может не сердится тому, что, по всей видимости, плохое и враждебное отношение Канкуро к шиноби Конохи вернулось с новой силой, несмотря на все ее усилия помочь брату хоть немного  расслабиться. А ведь ей бы хотелось, чтоб он подружился со всеми.

Просто прекрасно, Шикамару. Умеешь ты к себе расположить.

Нара же снова вздыхает, утомление в его голосе могло бы вызвать сочувствие, но только не сейчас.

− Нет, но это настоятельно не рекомендуется, - произносит он почти с отвращением, угрюмо глядя на песчаных поочередно, - Сейчас мы вынуждены проводить вас до пункта размещения, - бесцветным, канцелярским тоном добавляет он, не спуская глаз с Канкуро. Возмущение волной поднимается в Темари, кроме того, хмель делает в ее глазах всю ситуацию гораздо абсурднее и несправедливее. А еще, ей почти до слез обидно за брата. За то, что не дали ему побыть собой, вновь вынудили стать солдатом.

Это попросту нечестно, Нара, так поступать с нами!

− Почему я слышу об этом в первый раз? – снова задает она вопрос, игнорируя приглашение Шикамару начать движение к гостинице. Ее преследовало навязчивая идея, что этот момент прямо-таки необходимо выяснить именно здесь и сейчас. Она смотрит в спину Нара так выразительно  и зло, что тот быстро сдается и, шевельнув лопаткой, оборачивается:

− Потому что раньше ты не покидала гостиницу ночью, - следует его холодный ответ и Темари, наконец, двигается с места, яростно глядя в затылок снова отвернувшегося Нара. Вот как, значит?

− Понятно, - ее ответ не менее холоден, сожаления о нем не заставляют себя долго ждать.
− Приносим свои извинения за это недоразумение, - в их милую беседу вклинивается Ино, умоляюще сложив ладони, - Прошу вас, следуйте за нами. Нам не нужны проблемы, пожалуйста, - как заведенная повторяет она своим милым вежливым голоском, напоминая покойную Хьюга.  Кажется, до того, как обратиться к Темари, она компостировала этим Канкуро, иначе и не объяснить его подозрительное спокойствие. Темари лишь зло цокает и резко начинает движение вперед, догоняя исчезающего во тьме Шикамару и утягивая за собой брата. О, она еще перекинется  с Нара парочкой слов наедине, а ведь еще недавно она думала о нем, словно о ком-то, кто действительно мог ее понять. Какая жалость, что сегодня он поколебал эту веру.

И снова шиноби Песка бредут по дороге, крепко держась друг за друга, но теперь их хмельное благодушие кануло в Лету. Нара остро жалеет, что все-таки позволил нездоровому энтузиазму Ино перевесить его природную осторожность, и они показались уставшим гостям. Лучше бы, не поднимая шума, убедились, что те найдут гостиницу и лишь утром дать им знать о нарушении… Теперь же они создали конфликт, который еще предстоит только разрешить, а ведь как просто было бы просто проследить за их пьяными петляниями по Конохе. А теперь же… Мендоксе.


У гостиницы их конвой (так теперь Темари мысленно звала пару коноховцев), остановился, неловко замявшись у ворот под светом одинокого фонаря. Темари ловит взгляд Нара  и, разглядев упрямую усталость на его лице, заметно смягчается. Пока они шли она успела немного остыть и осознать, что, по сути, ничего такого уж непростительного не произошло. Ну, встретили их пьяными вне гостиницы, ну отвели спать, что ж криминального? Вот только, кажется, от былого добродушия Канкуро снова ни следа и вот это уже плохо. Она вздыхает и отворачивается, кладя руку на деревянную панель:

− Что ж, кажется, мы на месте, - с вызывающей ленцой говорит она, решительно раздвигая дверь, − Надеюсь, доводить нас до постелей вам не требуется? – насмешливо спрашивает она перед тем, как перешагнуть порог, скрываясь в тени проема. Внутри дома послышалась старческое кряхтение и стук клюки, и сердце Темари вдруг сжалось от подступающей паники и былая бравада исчезла без следа.

− О нет, мы разбудили Акаме-баа-сама! – придушенно ахает она и резко выскакивает обратно, хватая открывшего было рот Канкуро за шиворот и дергая внутрь гостиницы. Перед тем как торопливо затворить дверь Темари успела мельком увидеть обалдевшие выражения лиц Нара и Яманака, но как следует насладится такой экзотикой не успела – страх и веселье подгоняли ее, а еще больше – голос старухи, что владела этим заведением.
− Шевелись, шевелись, шевелись! – с какой-то только пойманному с поличным  ребенку знакомой судорожностью торопит она брата перед тем как бесшумно (она ведь шиноби!) ринуться по лестнице наверх, словно нашкодившая кошка, перепрыгивая по несколько ступенек за раз.

− Кого это там Онии принесли в третьем часу ночи! – начала гневно скрипеть хозяйка, торопливо семеня к двери через темный коридор, − сколько раз говорила, чтоб и не думали приператься посреди ночи! Опять ты, Генрюю? Сейчас-то я тебе по спине-то наваляю, пьянь ты паганая! И где плата за неделю! Мерзавец!
Душа смех ладонями Темари тихо сползла на пол по запертой двери уже у себя в номере. Кажется, прогулка по ночной Конохе еще не весь алкоголь выветрила из ее головы, а настроение резко вернулась на прежнюю отметку. По крайней мере, слушать, как внизу сердитая как рой шершней, Акаме-баа-сама колотит своего постояльца клюкой было чем-то сродни детской радости от того, что шалость удалось, а им удалось выйти сухими из воды.

Уже лежа на спине и глядя в светлеющее небо она размышляла о том, что вообще принесла им эта прогулка посреди ночи.
− Канкуро, - позвала она в тишине. Брат был в соседней комнате, а разделяла их всего лишь обыкновенная деревянная рама с рисовой бумагой, через которую он ее, разумеется, услышит. Если не уснул, конечно.
− Канкуро! – еще раз позвала она, достаточно наслушавшись тишины в ответ. Почему-то она была просто уверена, что брат не спит. Значит, не в духе, так? Она прикрыла глаза предплечьем, не зная, зачем она сейчас произнесет то, что собирается.
− А ведь хорошо посидели, верно? - и ведь не врет. Только дураки сопровождающие все испортили, а ведь она почти помирилась  с братом. А что сейчас? Неясно.

Отредактировано Temari (Вторник, 12 мая, 2015г. 00:16)

+3

16

Опьянен.
В голове помутился рассудок, в радостном сумасшествии, граничащем с тихой истерией. Хочется смеяться в голос, но он только довольно скалится. Хочется рывком прижать к своей груди, но руки плавно и мягко ведут девушку в незамысловатом танце. Да, он умеет вести, даже отринув осознание своего природного дара. Нити на пальцах ничто по сравнению с теплотой ее кожи на них же. Он желает протянуть до Темари более прочную связь, от самого сердца, и накрепко привязать ее к себе. Так, чтобы никакая техника не могла разбить.
Опьянен, и запутан в своих же желаниях. Капитан полиции Суны с придурковатым выражением на лице, смотрит на родную сестру влюбленными глазами. Предки только что перевернулись в своих песчаных гробах, а карма Канкуро окрасилась черным маревом позора и бесчестия. Ну и черт с ней, раз Темари думает о его руках.
Они же по самые плечи в крови. Ненавязчивая мысль, подкинутая проснувшейся совестью. Его лицо приобретает горестные черты, которые теперь не спрячешь за краской. Но, на помощь приходит неожиданный союзник, и чужие ладони ложатся на глаза, скрывая обзор и словно окуная в черную пропасть бездны.

http://s7.hostingkartinok.com/uploads/images/2015/05/671e459645c5107ca15f45152268c113.gif

Past the point of no return
the final threshold -
the bridge is crossed, so stand
and watch it burn . . .
We've passed the point of no return . . . ©

http://s7.hostingkartinok.com/uploads/images/2015/05/ab9b1d733e3fa2ceaac33f70b931d398.gif

Сначала было темно, и только издалека неслись звуки настраиваемого оркестра. Неудачную ноту взяла виолончель. Раздался мерный стук дирижёрской палочке по пюпитру, призывающий к всеобщей тишине. Внезапный посетитель репетиции недоуменно сосредоточилась на собственных ощущениях, все еще пытаясь взять чужой разум под контроль, но лишь глубже утопая в нем. Под колени мягко ударилось сидение кресла, заставляя, опустится в него, почти утонув в бархатной обивке. Со стороны потянуло резким запахом метана – она испуганно огляделась, понимая, что, наверное, поспешила без чужой помощи вторгаться в мозг того, над кем работали лучшие эмпаты Суны, выстраивая сложную картинку ложных воспоминаний и образов.
- О чем…
- О твоих…
- Думаешь…
- О чем…
-… руках…

Шепот льется со всех сторон. Опутывает. Пронизывает насквозь. Он затмевает вступительную увертюру. Он заглушает стук сердца. И в одно мгновение друг за другом вспыхивают карбидные лампы освещения, полукругом очерчивая барьер орхестра сцены. Огромный зал старой оперы наполняется светом, движением, тенями. В зрительных партерах лишь один очевидец, и для него разворачивается вступительная прелюдия. Красный, тяжелый занавес подметает деревянное покрытие, закрывая от глаз некогда богатые декорации, да они и не нужны – основные герои уже замерли на авансцене.
Первый такт медленного вальса. Руки партнерши едва касаются тонкими пальцами главного героя. Он в свою очередь смотрит поверх головы девушки, разведя плечи в широком движении и готовый сорваться с места в любой момент. Кукольные лица неподвижны, но шепот назойливо льется из всех уголков сцены.
- О чем ты думаешь…
- …руках…

Их голоса искажены пространством – зрительница хмурится, слыша незримые ноты нежности. Так не говорят своей сестре. Она привстает со своего места, не замечая, как с верхних лоджий начинает осыпаться позолота витых, выпуклых украшений. Дрожит хрустальным перезвоном люстра, поймав едва ощутимые вибрации. Актеры не двигаются с места. Но, если подойти поближе – зачем вы взяли билет в 15 ряд? – то можно увидеть сеть трещин, что подернулась на щеке главного героя.
Второй такт медленного вальса. Он делает шаг назад, увлекая за собой партнершу, и натягиваются тонкие, стальные нити, привязанные к их рукам. Роли меняются, и вот уже голоса звучат совсем по-другому. Мягче, опрятней, как и положено при разыгрывание подобной мизансцены.
(женская партия) – о чем ты думаешь…
(мужская партия) – лишь о тебе. Все эти годы. Всю эту жизнь.
Оркестр резко замолкают, хотя пара неловко кружится по небольшому пространству, едва не задевая коптящие лампы. Одинокая скрипка плачет над неразделенными чувствами, осыпающимися песком с лица мужчины. Он опускает голову, почти роняет ее, и одним резким крутящим движением проворачивает партнершу, прижимая ее спиной к себе.
- Это ты хотела увидеть?
Сухой, треснувший голос звучит в относительной тишине – Ино вздрагивает, понимая, что пространство вокруг нее начинает искажаться и трещать по швам. Еще чуть-чуть и ее раскроют, вышвырнув прочь из чужой головы. Дрожащие пальцы складывают печать отмены техники, тогда как глаза завороженно смотрят на тех двоих, что застыли на сцене. Руки девушки плетями повисли вдоль туловища, а ноги подогнулись. Кукловод держит ее в своих объятиях, крепко, бережно, скользя свободной ладонью по фарфоровой шее. А от его запястий тянутся вверх плотные канаты марионеточных нитей – из старых, уродливых шрамов капает кровь и с нереально, громким звуком разбивается о деревянное покрытие.
Неподвижное доселе лицо дергается, искривляясь в яростной гримасе, и рядом ту же рушится внушительный кусок балкона, рассыпаясь песком и хороня под собой кресла первых двух рядов.
- Это? – громче, так, что жалобным звоном откликаются хрустальные подвески на канделябрах, - ТЫ! – он мимолетно прикасается губами к неживой щеке, ухмыляясь. Зло. Расстроенно. Наигранно, - хотела увидеть…
С всхлипом она разрывает контакт и исчезает прочь.
Осыпаются и рушатся стены старой оперы, со скрежетом рвущейся цепи вниз несется люстра, врезаясь в пол, и прошивая его почти насквозь. Смыкаются своды крышей карточного домика – а, он, коленопреклонный, баюкает на руках безжизненное тело. Сделан шаг, и нет теперь назад возврата, а впереди завалом погребен порог, что счастья мог сулить потерянной душе.


- с-сука…, - и не поймешь что это, шипение или выдох сорвался с его губ. Каменеют плечи, а на скулах играю желваки, и если бы не повисавшая на руках Темари, он непременно нанес удар взбалмошной куноичи, возомнившей о себе невесть что. Весь хмель улетучивается из головы, оставляя после себя серую хмарь, и неприятное ощущение, словно кто-то грязными пальцами прикасался к давно заросшему родничку. Какого песчаного демона этим двоим тут понадобилась? Думали, что брат с сестрой замышляют диверсию, и поспешили спасти родную деревню?
Канкуро ищет ответ в глазах лиственного шиноби, а находит там лишь отвращение и усталую злобу. Ты и так умеешь, теневод? Ухмылка скользит по губам, обнажая клыки, и парень делает шаг вперед.
- Что тебе за забота, когда моя сестра покидает гостиницу?
Еще пара слов и они сцепятся – напряжение в воздухе настолько плотное, хоть ножом режь. И даже вклинившаяся между шиноби Яманака лишь добавляет нервозности, затягивая и без того туго закрученные нервы. Для нее у Канкуро тоже есть пара слов, но, Темари тянет его вперед, уводя по пустынным улицам, в которых капитан еще не научился ориентироваться. Всего на несколько секунд они вновь пересекаются с Нара взглядами, и для кукловода становится ясно одно – общего языка им не найти. И это, то, что надо в сложившейся ситуации.
А, дальше, он просто примет роль ведомого – тепло ее рук вдове дороже каких-то словесных перебранок, пусть даже взгляд и внимание сестры направленны исключительно в затылок коноховца. Он сам шагнул вслед за ней в эту пропасть, и теперь ничего не остается, кроме как падать, сохраняя хотя бы видимость гордости и чести…
… и с такой же позицией бежать по лестничным пролетам, спасаясь от старой ключницы, и оставляя «конвой» с вытянутыми лицами. В широко открытых глазах бьется адреналин, он ловит пальцами край ее одежды, словно боится, что Темари – такая возбужденная и веселая – вдруг растворится, исчезнет за ближайшем поворотом. Но, они все еще вместе – задыхаются о бега, от смеха, от удовольствия, что смогли уйти от погони. Шиноби прижимается лбом к прохладной стене, подавляя приступ громкого хохота.

- Канкуро.
- Мммм? –  капитан начинает бормотать что-то на тему «еще пять минут и я встану». Внутреннее часы упорно твердят, что время побудки еще не настало. Шиноби морщится, открывает глаза и, созерцая потолок, долгое время не может понять где он находится. Ах да, Коноха, чтоб ей развалиться.
- Канкуро!
Он со вздохом подтягивается к створке и открывает ее – наружу высовывается голова с взлохмаченной шевелюрой и заспанными глазами. В отличие от сестры, парень обладает отличной способностью почти мгновенно засыпать, каким-бы насыщенным не выдался день. Организм требует отдыха, и он его получает.
- Что такое? – хрипит он, складируясь поперёк косяка с таким видом, будто удобнее места не сыщешь во всем мире. И на слова Темари звучит вполне благодушный смешок – шиноби прикусывает нижнюю губу, и медлит с ответом. Не хочется нарушать то хрупкое равновесие, что возникло между ними. И потому он просто старательно копирует интонацию сестры, - в Суне так не посидишь.
Рассвет застает их уже спящими. Рука Канкуро, протянутая вперед в неосознанном жесте, касается золотых прядей волос сестры.


Сумерки серыми щупальцами тянутся через стекла в кабинет, окутывая его и скрывая от лишних глаз. В помещении всего двое, а еще мириады песчинок, что пляшут в воздухе, намекая, кто здесь истинный хозяин. Песок на полу, он же крупицами стекает по стеклянному корпусу часов, отсчитывая срок, что был дан на исполнение миссии.
- Ответ отрицательный, Казекаге-сама, - Баки, словно не доверяя собственным глазам, протягивает свиток, но получает решительный отказ легким мановением руки. Собственно иного он не ожидал, и это касается как реакции правителя, так и содержимого письма. Слишком резкий ультиматум был выставлен, чтобы Коноха пошла на такие унизительные, почти вассальные условия. Пауза затягивается, и все что остается шиноби, это смотреть, как опадает песок в часах. Гаара безучастен и молчалив, он все решил уже давно, но, сейчас перед главным шагом медлит. И, не потому что опасается, а, просто смакует момент, предвкушает его и проигрывает различные способы подачи приказа в голове по множеству раз. За них двоих напряжен Баки… хотя, его участие тут лишнее, - будут еще указания?
- Да. Отошлите два письма. Пусть Канкуро и Темари возвращаются, в их миссии больше нет смысла. Они нужны мне здесь, - Казекаге опирается на стол локтями, сцепляя руки в замок перед глазами и смотрит сквозь своего бывшего сенсея. В его глазах застыл холодный гнев, медленно превращающийся в алчное желание покорять. Поставить на колени. А после – протянуть руку и сжать ее в кулак. Как и много лет назад, он никогда не забудет капли горячей крови на своей коже. Проведет пальцами по сухим губам, а на языке расцветет незабвенный металлический привкус.
Баки вытягивается по стойке «смирно», и разве что честь не отдает. Ему и правда будет спокойно если все сиблинги будут под одной крышей.
- А, второе письмо, Казекаге-сама?
- Для Хокаге, - чарующе улыбается Песчаный Демон, так непочтительно упуская уважительный суффикс. Сумерек бродящий по комнате трепетно колышется, и собирается в единый хвост, окутывая кресло на котором восседает Гаара. Песчинки все так же опадают вниз. Баки считает их – 7…6… Когда по стекленной чаще скользнет последняя, над миром разразится гроза, и демиург, что ее создаст сидит прямо перед ним. Казекаге тоже считает крупицы, улыбаясь своим мыслям и все сильнее сжимая сцепленные руки, пока не побелеют костяшки на пальцах. Пространство замирает, позволяя почти ощутимо услышать, как провалится сквозь узкий желоб последняя гранула песка. Гаара резко встанет, потревожив все тени, которые испуганными всполохами метнутся по углам, расступаясь перед мощью и силой Джинчурики. Его голос несет весть, и, впервые за долгое время, он окрасился красками эмоции. Превосходство. Мощь. Овладение – вперед взметнется рука, и Баки невольно отшатнется, на секунду представив, как вокруг него сомкнется песок. Но, тот пляшет вокруг фигуры Казекаге, создавая вокруг нее серый, демонический ореол, - объявление войны.

Past the point of no return

[NIC]Kankurou[/NIC]
[STA]|дважды дурачок|[/STA]
[AVA]http://se.uploads.ru/t/pNofK.png[/AVA]
[SGN]http://se.uploads.ru/t/pKVRO.png[/SGN]

Отредактировано Mitarashi Anko (Среда, 13 мая, 2015г. 10:54)

+3

17

[NIC]Temari[/NIC]

[STA]Wicked Game [/STA]

[AVA]http://s43.radikal.ru/i099/1505/c2/acb711251e70.jpg[/AVA]

And you gaze up at the sky
As the clouds are passing by
And you wonder for a while
What it would be like to die
Silently you wish for someone to save you

А в  Конохе дождь.

Голова у Темари тяжелая, гудящая – когда она просыпается, явно после полудня, то в первую очередь упирается взглядом в окно, зарываясь пальцами в лохматую копну собственных волос  – хмарь снаружи оказывается настолько созвучной с ее настроением, что куноичи приличное время тратить только на одно ее умиротворенное созерцание. Более бестолкового времяпрепровождения сложно придумать, но, тем не менее, именно ему она какое-то время предается, мрачно прислушиваясь к невнятной слабости, закравшейся в каждую, кажется, клеточку ее тела. Легкая муть и слабая жажда – закономерный итог ночных возлияний, и это она принимает беспрекословно, как плату.

А снаружи бесконечно накрапывает дождь, крупными, редкими каплями расчерчивая стекло, словно ледяные кометы небо. Даже удивительно, сколько точно погода сейчас соответствовала настроению Темари. Было зябко и гадко, ветер продумал легкие рамы и Темари морщиться, принимая вертикальное положение из своей застывшей от холода позы. Одеяло кажется тонким и ломким, но это не так – бледные пальцы едва гнутся вовсе не от низкой температуры в комнате. Это ее бьет лихорадка и сложно понять, то ли от сквозняка, то ли действительно от вчерашнего саке, а вероятнее – от всего этого сразу. Она прячет лицо в колени, замотанные одеялом, и вспоминает вчерашнее – теплый привычный вечер в баре в компании с Нара и более поздний кутеж в ресторане уже с Канкуро. Мягко массирует веки ледяными кончиками пальцев и вздыхает, раздумывая, стоит ли выбираться из постели. Настроение испортилось еще и самыми поздними воспоминаниями, где ее с братом посреди улицы ловят, будто бы на каком-то преступлении, и ведут в гостиницу. Она скрипит зубами, снова испытывая раздражение и унижения, которые ей пришлось пережить вчера по воле Нара. Чертов инвалид…

В дверь стучат резко и быстро, пробуждая Темари от мрачных мыслей. Она поднимает лицо и смотрит, да, снова в окно, что прямо напротив, и искренне надеется, что ей показалось. Но стук повторяется и, пряча глубоко внутри себя рвущиеся проклятия она угловато, рвано поднимается с постели, торопливо стаскивая с волос оставшиеся резинки. Лохматит волосы, надеясь, что это сделает ее вид чуть менее помятым и, сумрачно кривя губы, распахивает дверь, кое-как поправив расползающееся с плеч кимоно. Она ожидает увидеть Шикамару (ничего с этим поделать не может), но вместо хмурой физиономии Нара перед ней стоит его наставник. Он молча затягивается сигаретой и смотрит поверх ее плеча внутрь комнаты:

− Ты одна? – карие глаза смотрят на нее спокойно, но этот визит поселяет в душе куноичи потусторонний холод. Она коротко кивает и отступает в сторону, пропуская джоунина внутрь. Ей нечего опасаться – Сарутоби Асума ей хорошо знаком, но сам факт его появления не предвещает ничего хорошего. Впрочем, а чего она хотела? С самого момента пробуждения ей было понятно, что день будет отвратительным.

− Канкуро в соседней комнате, - задумчиво, с неуверенностью отвечает она. Она просто не успела заглянуть к брату и не могла утверждать наверняка, - Наверно. Что-то не так, Сарутоби-сан? – ее тревога растет, голос звучит глухо и словно бы без интереса. Обманчивое впечатление. Сигаретный дым голубоватой пеленой расползается по комнате, а с самого мужчины вода в три ручья стекает. Тот некоторое время молчит, пройдясь по ее комнатушке и оставляя после себя влажные следы, и наконец, останавливается, глядя в окно. Темари терпеливо ждет, обхватив себя за плечи и медленно согреваясь. Было понятно, что произошло нечто необычное, но желания торопить неожиданного визитера не было.

− Все не так, - на выдохе отвечает Асума, все так же глядя в окно. Темари не хотела знать, что он там выглядывает, но все же подошла ближе, поглядывая в смуглое лицо с выжиданием. Ей хочется спросить про ребят, когда он докуривает сигарету и со вздохом сжимает в пальцах бычок. Карие глаза смотрят прямо, когда он поворачивается к ней, принимая решение:

− По приказу Пятой я вынужден вас арестовать и сопроводить в Резиденцию для личной встречи с Хокаге, - с неприятной прохладой в голосе произносит он. Темари кажется, что она ослышалась и секунду-другую она просто буравит его взглядом, надеясь разглядеть смешинки в прежде дружелюбных глазах.
− Вот как, - небрежно роняет она в итоге. В стекло все громче начинает стучать усиливающийся дождь, и Темари отводит глаза, пряча потемневший взгляд. Ее руки дрожат, когда она быстро собирается – Асума ждет ее снаружи номера, смоля очередную глупую сигарету, а дом снаружи облепили шиноби в белых фарфоровых масках. Куноичи и не думает о сопротивлении, ее разве что удивляет, почему же горластой Акаме-баа-сама сейчас не слышно и где ее брат. Будь он в соседней комнате, давно бы учудил что, верно? Но все было спокойно, наконец, дрожащие пальцы защелкивают крепление с веером и она готова проследовать к Хокаге, чем бы это не закончилось. Сарутоби молчалив и отстранен, трудно понять его отношение к происходящему, зато по отряду АНБУ судить о серьезности не представляло сложности.

Так подло. Это оказалось так неприятно, снова ощущать себя чужой. Арестованной, врагом. Именно в Конохе, которая почти стала ее вторым домом. Где она любила задерживаться, прекрасно зная, что по этому поводу ее будет ждать скандал. Теперь она шла по мокрой дороге, прикрытая от дождя зонтом Асумы, вдыхая запах его сигарет и в какой-то одной ей понятной суете, безнадежности, искала в редких прохожих своего друга. Вчерашняя обида на Нара прошла, теперь ей была нужна его поддержка, хотя бы молчаливое присутствие. Под холодным дождем, в окружении враждебных шиноби она казалась себе выкинутой в северном море шлюпкой, которую вот-вот разобьет о прибрежные скалы. Ей был нужен маяк, в этой серой равнодушной деревне, которой вдруг стала славная летняя Коноха.

Должно быть, Канкуро арестовали еще раньше, - пытаясь перестать стучать зубами упрямо думала она, шагая. Ветер услужливо кидал ей в лицо пригоршни водяной пыли, кое-как завязанные в четыре хвоста волосы поникли, потемнели, а кожа приобрела синеватый оттенок, покрывшись мурашками. Холодно, одиноко, да чертово похмелье. Самое оно для политической арестантки.


У Хокаге в кабинете тепло и сухо, но все равно удручающе мрачно – серые потеки воды превращали пейзаж за окном в неуютное серое месиво. Вдали сверкают молнии, знаменуя приближение бури, а тучи все больше темнели, и не думая выдыхаться. Дурной день, состоящий из одних предзнаменований.
Темари стоит перед столом и гипнотизирует взглядом два свитка с меткой Суны. Тсунаде нервно постукивает пальцами по столешнице, ожидая, когда приведут второго посланника Казекаге, полная решительности и сдерживаемого негодования. Наконец, дверь распахивается, и внутрь вталкивают кукловода со связанными за спиной руками. Следом за ним быстро заходит шиноби с активированным шаринганом и пара АНБУ с обнаженным оружием. Заметив, как сурово сдвинула брови и без того мрачная Пятая, новоприбывшие торопливо попрятали клинки в ножны, а Хатаке Какаши сдержанно кашлянул, безмятежно кивнув Темари в качестве приветствия. Та не ответила.

− А теперь, когда вы оба на месте, - громко начала Тсунадэ, с рычанием в голосе наваливаясь на стол локтями, - Я хочу, чтобы вы узнали волю своего Казекаге! – массивная грудь колыхнулась от резкого движения женщины, подхватившей один из свитков. Темари едва успевает поднять ладонь, ловя летящее, не иначе, как в лицо, послание. Шизуне за плечом Пятой нервно призывает ту к хладнокровию, пока куноичи с изменившимся лицом разворачивает свиток, уже подозревая, что внутри. Сердце предательски сжимается, читая холодные, полные пренебрежения и вызова слова. А потом она выдыхает, медленно, усилием воли заставляя расслабленное, слабое после бурной ночи тело перестать трястись от холода в попытке согреться. 
Гаара все-таки пошел на это. Вот зачем ты здесь, Канкуро, - на губах Темари заиграла странная улыбка. Теперь она знает, чем брат руководствовался, приставляя к ней кукловода, но поможет ли эта «предусмотрительность» теперь? Смогут ли они действительно прорваться?

Темари смотрела в строгое лицо Пятой и молчала, ощущая усиливающуюся в теле слабость. Она не могла врать себе, что не ожидала этого или они не ожидали. Нет. Коноха знала, чего ей опасаться и Темари знала, что их тревоги не напрасны. Вот только все наделась. Обманывала себя, наслаждаясь каждым днем, каждым мгновением мира, твердя себе, что это все не скоро и надеясь, что так никогда и не случится. Только не сейчас, ведь они только… Она сглатывает  комок в горле, все слишком…как? Неожиданно? Быстро? Да не так, чтобы очень. Больно. В точку. Она не смотрит в сторону Канкуро, даже не косится, знает, что с  его стороны ей не ждать понимания. Тем не менее, обстоятельства приходится принять.

На что ты рассчитывал, Гаара, посылая обоих своих помощников в логово врага? Это ведь почти билет в один конец.

− А второй свиток?.. – ее голос больше не дрожит, и она не избегает смотреть в львиные, опасные глаза Пятой. Время неизвестности закончилось – теперь ей нельзя сомневаться. Жребий брошен и выбора нет – воля младшего брата довлеет над ней.
− Приказ о вашем немедленном отступлении с территории врага, - накрашенные губы Хокаге сходятся в тонкую жесткую линию. Никто из окружающих шиноби не двигается с места, настороженно следя за ними. И хотя на руках Темари нет веревки или, тем более, чакросдерживающих кандал, она не торопится хвататься за веер. Перестроиться в противников обоим сторонам непросто, еще вчера они были союзниками и Темари, пусть для себя все и решила, не могла начать действовать немедленно. Ее, словно сползающие под ткань капли дождя, наполняла обреченность и готовность к чему-то. Например, действительно обратиться врагом, потому что другой альтернативы-то для нее и нет. Берет в руки второй свиток и с напряжением читает скупые строчки. Нервно облизывает лиловые от холода губы и поднимает  взгляд, ставший пустым. Война действительно начинается сейчас. Приказ Казекаге вернуться совершенно однозначен и она не может ослушаться, убедившись в его подлинности. Тем более, если рядом с ней брат, не позволяющий ей поддаться слабости.

− Из уважения к годам союза и долгой совместной работе, - голос Тсунадэ зазвучал с ноткой странной мягкости, - Я гарантирую вам неприкосновенность на территории Конохи и фору в два часа вне. Вы должны немедленно покинуть деревню, по истечении этого времени в силу вступят законы войны, - с опасным блеском в глазах добавила Пятая, - Если вы проявите агрессию раньше, будут приняты контрмеры, - предупредила она, переведя грозный взгляд на Канкуро. Большинство ее советников проголосовало за то, чтобы сразу кинуть родных Казекаге в застенки и уже там, в уютной обстановке пыточной, как следует покопаться в так щедро предоставленных головах особо приближенных Гаары. Обвинения в необоснованной снисходительности, а некоторыми особенно ретивыми  даже и в «дурости», тем не менее, не смогли поколебать решение Тсунадэ.

«Лист еще поплатиться за твое неуместное благородство!» - с горькой улыбкой вспомнила еще одни слова Старейшины, отпустив пустынников и развернувшись к серому окну. Она была уверена, что именно на это и рассчитывал чертов молокосос из Песка, посылая таких важных для себя людей к ней. Знал, проклятый амбициозный Демон, что она не сможет поступить иначе. Будь это кто-то, с кем им не приходилось бы годами сотрудничать, кто стал почти своей в деревне, она бы так не церемонилась. Что ж… Остается надеяться, что фора в два часа – это не слишком много и у ее подчиненных все же будет шанс поступить не по совести и чести, а по закону военного времени. Ее же совесть будет чиста. Она дала шанс.


Пятая не солгала, пообещав им безопасность. Сейчас пустынники уже покинули пределы Конохи и форсировано двигались к границе, насколько им позволяла непогода. Темари предпочитала отмалчиваться, не желая обсуждать с братом этот поворот в их миссии, подозревая, что уж кто-то, а Канкуро о нем не жалел совершенно. Зато у нее внутри царил полный кавардак, что только и оставалось, что торопиться, несмотря на плотную стену дождя и сопутствующий влажности туман. Ноги скользили по древесине, ориентироваться сложно, а еще – будет очень трудно услышать преследователей, без которых, это всем понятно, не обойтись. В чем-то было жестоко так давать им надежду, а с другой стороны – они действительно могли уйти, возможно, даже единственные из всей Суны, они имели реальный шанс вырваться, находясь в самом центре вражеской деревни. Два часа форы истекали слишком быстро, а гроза и не думала смолкать. Должно быть, тени преследователей уже взяли разгон, с легкостью находя их следы, ведь в распоряжении Конохи  шиноби семьи Хьюга. Нет шансов, а половина ловушек будет бессмысленна под плотным потоком воды и всевидящим бьякуганом. Но альтернатив нет, и пустынники двигались, пытаясь выжать из своего преимущества все. Путая следы и меняя направлениях (если б их еще можно было исключить непреднамеренные изменения курса). Все равно отправить в погоню много высокоспециализированных шиноби Коноха не имела возможности, так что шансы были и с каждым часом росли, как росло расстояние между ними и диапазон поисков.

Грудь Темари сдавливало. Она пытается смириться с реальностью, глубоко в душе замуровывая свои нежные чувства – теперь она не имела на них права, она куноичи из Песка, джоунин, вражеский шиноби. Безликий и бесправный воин своего Казекаге и верная сестра его же. Робкие мечты, когда-то поселившиеся в ее душе с легкой руки Нара, ее «летнего» шиноби,  лопнули, умерли, не успев даже толком развиться во что-то глобальное. Она даже толком не осознавала, что ей есть что терять, отказываясь обдумывать подобную ситуацию, пока не поняла, что это произошло и уже ничего не вернуть. Она чувствовала себя обманутой и связанной.


Акамару оказался полностью бесполезен, как и жуки Шино, по этому поводу вспыхнула короткая, но злая стычка, задохнувшаяся сразу, как только каждому из шиноби вспомнилась их покойная напарница. Склонив головы они замерли на ветвях где-то в вечном лесу Конохи, одним своим скорбным видом признавая свое бессилие. Эта поисковая команда провалилась, и их командиру пришлось признать несостоятельность группы и скомандовать отступление. На счастье Листа, это была не единственная группа, ведущая розыски уходящих суновцев.
Вдаль разнесся долгий жалобный вой пса.

Шикамару зло цокает, вслушиваясь в этот звук, и скорректировал путь так, чтобы ни в коем случае не оказаться на пути следования той группы. Он вообще не имел права сегодня покидать Коноху, тем более, будучи на больничном. Конечно, благодаря медикам его кости были почти залечены, но чакры одной мало, должно было пройти еще некоторое время, прежде чем залеченное схватилось собственными регенеративными процессами. Поэтому его бок ощутимо побаливал, а рука по погоде ныла так, словно в кости снова появились трещины. Дождь заливал глаза, но он продолжал свой путь, жадно оглядываясь по сторонам со своим единственным союзником, без которого просто не имел бы никаких шансов – хмурым Хьюга, непримечательным слугой главной семьи, которого лишили ранга и уважения после смерти наследницы. Будто он мог этому как-то помешать, находясь за тысячу километров от нее… Так или иначе, а Хьюга обладал бьякуганом и был единственным, кто мог бы согласится помочь Нара в этой дерзкой выходке и не рисковать при этом своим положением. Следы ушедших они пока не нашли, равно как и их в какой-то мере официальные соперники, но Нара был уверен, что это дело времени. Почему-то ему казалось очень важным догнать делегатов, попробовать свой последний шанс переманить их на свою сторону. По большей части, конечно, Темари, так как с ней он связывал некоторые надежды, и не только в плане устранения Казекаге. Он шел за ней, потому что чувствовал легкую панику от новостей и думал, что другого случая встретится  с ней не на поле боя больше не предвидеться.

И наконец, первая зацепка. Хьюга останавливается, глядя вдаль своим всевидящим оком, замечая какое-то мельтешение на самой границе своего зрения. Что-то определенно двигалось там, на пограничном расстоянии дальности бьякугана и он чувствовал, как любой шиноби, шестым чувством, что это и есть их цель.
− Они впереди, я едва различаю, но уверен.
− Отлично. Поторопимся.


Claw your flesh from off your bones
Face that fire on your own
Embrace the life you thought that you could never know
Can't erase the pain inside without a storm within
They left the lies like scars underneath your skin
The one your hiding in, the one you're supposed to live in

Что-то меняется позади них и Темари замедляет шаг, касаясь ладонью веера. Преследование все же взяло их след, и теперь гончие догоняли, подгоняемые азартом охоты. Что ж, вот и пришло время схлестнуться в первом бою этой войны, а? Темари понадеялась, что это будут хотя бы не знакомые, но разве это реально? Она столько лет курсировала меж двух деревень и знала, кажется, большинство толковых шиноби Листа. Теперь ей это либо пригодится, либо помешает – многие знают и ее.

− Вот и добегались, - с горьким смешком говорит она Канкуро, останавливаясь. Впереди было светлее, не иначе, граница близко, и лес заканчивается. А ведь они почти добрались до нейтральной зоны. Тихо щелкает застежка, веер тяжело ложится в мокрые от дождя ладони. Времени подготовить засаду нет – погода скрывала врагов до последнего, так что придется защищаться вот так, на высоте. Она слышит характерный перестук шарниров марионетки Канкуро и зло ухмыляется, глядя в темноту меж деревьев. Ну, давайте, нападайте, медлить не стоит. Еще немного и она применит собственную технику, подкорректирующую здешний пейзаж, но раньше, чем она всерьез начинает к этому подготовку, мягкий стучащий звук марионетки стихает, вынуждая Темари обернуться к Канкуро. Секундная оторопь сменяется радостным предвкушением – не самая здоровая реакция, когда твоего брата поймали в теневую технику. Со стуком веер опускается на ветвь, взрезая кору и Темари приседает, группируясь для прыжка. Вот только, тот ли это Нара, которого она, оказывается, ждала?

− Как всегда, полны энергии… Здравствуй, - Шикамару показывается из-за дерева и шагает им настречу. Канкуро вынужденно повторяет его движения и Темари, с тайным облегчением идет с ним рядом, на всякий случай подстраховывая брата. Она была уверена, что Шикамару не станет вредить им, но все равно осторожничает – война объявлена и их настигли. Не Шикамару, так другие подтягиваются и обязательно нападут.
− Не волнуйтесь, нас всего двое и мы не состоим ни в одной из групп, что вас преследуют, - словно слыша ее мысли говорит Шикамару и Темари расслабляет напряженные плечи. Ничего не может поделать с тем, что испытывает пагубную расслабленность, находясь теперь рядом. Не хочет оглядываться на того, кто был вместе с Нара, пожалуй, даже подсознательно открывая спину.
− Тогда зачем ты здесь? – воинственно хмурясь спрашивает она, - Захватил Канкуро, ты ведь понимаешь, что тебе придется отпустить его?

Не дай мне уйти.

− Я хочу поговорить с вами, с тобой, - Шикамару смотрит по очереди на каждого пустынника. Раненая рука уже без перевязи, сложена в печать, - я отменю технику, когда это станет возможным, - он смотрит на Канкуро и думает, что это случится, когда они будут предельно далеко друг от друга, - Я не хочу сражаться, это может привлечь внимание.
Темари кивает, понимая его опасения, но хмурясь. Ей не нравилось происходящее, хотя появление Шикамару и вызвало у нее всплеск эмоций. Канкуро этого не простит, совершенно точно.

− Так что ты хочешь? – она опережает брата, пронизывая Нара внимательным взглядом. Ей вдруг подумалось, что он не просто так пришел к ней, что то, что было между ними, заставило его прийти сюда. Вроде и ничего особенного, но если он чувствует то же, что и она… Они слишком привыкли стоять бок о бок, и теперь вернулось старое чувство, кажется, просто встретились, чтобы перекинутся парочкой слов. Это уютное чувство и никакие белые глаза, смотрящие сквозь них, не способны это уничтожить.

− Я хочу.. чтобы вы вернулись с нами, выслушали нас. Вас не тронут, - голос Нара дрогнул, агитационные речи не были его сильной стороной. Скорее, он просто сумбурно выпалил то, что давно гуляло в его голове навязчивыми мыслями. Только местоимение «вы» означало «ты». Он замолчал, увидев, как отшатнулась Темари, закусывая губу.
− Зачем, - она запнулась, неверяще глядя на него. В груди снова сдавило тоской. Он просит слишком многого. Она не могла предать, как он не понимает, − Ты не понимаешь, что просишь.
Кажется, они все же на разных баррикадах и как хорошо, что она избавилась от этой иллюзии, что он навел на нее сейчас.  Но как же это больно. Тот, кого она..хм, любила? Просит ее предать родного человека.
− Темари…Темари, вернись со мной.
− Прекрати скулить, Нара, - Темари принимает угрожающую позу, из подлеска позади нее выходит Хьюга, намекая, что не станет сидеть в стороне.

Отредактировано Temari (Четверг, 21 мая, 2015г. 03:10)

+3

18

В моем мире стены выше лесов
Чтобы видеть, веки режут ножом
И за свободу всё
И плевать, что будет потом
Когда ложь подойдет к концу...©

Идеально ровный полукруг начинается от переносицы и уходит за висок – кисть мягко скользит по коже, и тянущийся за ней след фиолетового цвета влажно блестит в свете электрической лампочки. В комнате холодно и пахнет сыростью, что тянется от открытого окна, на подоконнике которого собралась уже порядочная лужица воды.
На Коноху надвигается шторм.
Канкуро широко зевает, чувствуя как натягивается кожа на скулах, там, где краска уже успела высохнуть и стянуть ее. Он делает пару жующих движений, проверяя рисунок на крепость, и вновь возвращается к финальным штрихам. Второй полукруг упирается теперь уже в левый висок, и рука чуть вздрагивает – крошечная капля темного цвета срывается со щетинок кисточки и падает вниз на белые простыни татами. Тихо выругавшись, парень пытается стереть въедливый пигмент, но лишь усугубляет положение. Пятно по своим очертаниям начинает походить на рисунок Страны Ветра, или ему лишь так хочет казаться?
Ключница сдерет с них втридорога за свои испорченные, синтетичные тряпки, которые к тому же бьются током, Канкуро все еще не теряет надежды замести следы, и старательно размазывает пальцами краску, лишь спустя некоторое время методичных движений, понимая какой глупостью он занимается.
Дождь усиливается, барабаня косыми струями по стенам гостиницы, и шумом текущей воды отзываясь в водостоках. Кукловод бережно и аккуратно отмывает в этих каплях свои кисти, обмакивая их в лужицы, растекшиеся по окну. Прозрачная влага наполняется красками – о, он очень аккуратен, и не нарушает границы капель, находя в этом занятии эстетическое удовольствием. Десятки капель фиолетового цвета, как росчерк пера мастера, пока краска сохнет на лице. Сегодня маска особенная, в честь грядущих событий, и в первую очередь она водостойкая. А во вторую – парень оборачивается и подходит ближе к мутному, старому зеркалу, что разъезжается сетью трещин из-под рамы. Небось, досталась Акаме-баа-сама от предков, и сама она еще смотрелась в него молодой девчонкой.
Канкуро видит этот образ словно наяву – тонкий стан, укутанный в старомодное кимоно и стянутый оби лазурного цвета, под цвет глаз, что теперь выцвели и взирают на мир белесыми впадинами, вокруг которых сосредоточие глубоких морщин. Тяжелые, темные волосы в высокой прическе, сравнимые по мягкости лишь с лепестками первоцветов сакуры. Кукловод ухмыляется, и широким мазком кисти оставляет на стеклянной поверхности пару штрихов, копия тех, что сейчас нанесены на его кожу. Немного жаль, что он не увидит реакцию старой ключницы, когда она придет убирать номер после отъезда постояльцев. Наверняка, по старой памяти она подойдет к зеркалу, чтобы найти там призраков прошлого, навсегда потерявшихся в стеклянном лабиринте, но, в этот раз из глубин зазеркалья на нее взглянет зияющими раскосыми глазами будущее, сосредоточенное в растянутой до ушей ухмылке Маски Смерти.

В моем мире люди - такие люди
Гасят будни, боятся собственных страхов
Их страхи делают судьбы
И превращают в прах их
Когда ложь подойдет к концу ©

Охрана пропускает его внутрь неохотно, пока к официальному пропуску в соколиную башню, не добавляются рыкающие нотки в голосе кукловода. Как же его раздражают эти лиственные шиноби, даже отказывая, они умудряются сохранить на лицах безмятежное, почти доброжелательное выражения, и еще в спину пожелать доброго дня. Однако он уже внутри и даже успевает увидеть, как в округлых окна под самой крышей исчезают два сокола с символикой Суны. Легкий прищур, недоверчивый и с толикой понимания. Похоже, чаша терпения Гаары наконец оказалась переполнена песком по самую разноцветную кайму. Отлично, братец, мог бы и подождать пока твои родственник покинут вражескую территорию.
- А письма забрали шиноби из АНБУ, - растерянно сообщает ему местный служащий, насторожено разглядывая капитана, так грозно глядящего из-под надвинутого на глаза капюшона. Канкуро упирается двумя кулаками в стол, чуть склонившись над молодым парнем в очках, и упорно не желает уходить, пока не получит свою почту, - одно из них было адресовано Хокаге, второе…вам. Но, его тоже забрали, по личному распоряжению Цунаде-сама.
Он что-то еще бормочет, и даже пытается неуклюже извинится, но кукловод уже не слушает его – резко развернувшись на пятках, он выходит прочь из округлого помещения насквозь провонявшего птичьими экскрементами. Нужно возвращаться в гостиницу и… в конце лестницы мелькает копна золотистых волос, стянутых в хвост, слышится бодрый голосок Яманака Ино... и, тогда, с ослепительной белой вспышкой – серьезно, он едва не шагает мимо ступени – Канкуро вспоминает подробности минувшей ночи.
Черная пелена на его глазах, и девичьи пальцы, что медленно перемещаются на виски и от них словно ударом тока, в разум влезает чужак, начиная искать необходимую информацию.
Как опрометчиво с его стороны свернуть вслед за девушкой в пустой, узкий коридор, что ведет к отделам дознавателей, но, куда более неосторожно повела себя сама Ино, так и не удосужившись повернуться на тяжелую поступь, которую кукловод даже не скрывает.
Грубый захват в объятье, и едва сорвавшийся с губ крик он заглушает ладонью, чувствуя кожей ее губы, искривившиеся в испуганном зове. Сопротивляется, бьется отчаянно, даже пытается применить какой-то прием, но – он сильнее.
- Тсссс, - выбившаяся прядь волос скользит по его лицу, так яростно она пытается скинуть чужую ладонь со своего лица. Изгибается, и капитану приходится поменять позицию, разворачивая девушку, и спиной впечатывая тут в стену. В голубых, широко раскрытых глазах плещется паника напополам с яростью, Ино даже успевает пару раз пнуть его, - нравится, когда кто-то нарушает границы дозволенного? – Канкуро успевает перехватить ее пальцами за подбородок, сильно сжав его и вздернув голову куноичи вверх, слышится тихий стон, вызывающий у кукловода одобрительную ухмылку. Он прижимается к ней, чуть наклоняясь и ощущая запах цветов, - или, может быть, мне тоже стоило ворваться в тебя?
Свободная ладонь скользит по обнаженному, плоскому животу, отгибая край фиолетовой юбки – какая жалость, что у него так немного времени, и все представление получается скомканным и урезанным. Пространство вокруг колеблется, от быстрого движения воздуха, заставляя капитана Суны досадливо поморщится, и напоследок, быстро прижавшись к приоткрытым, пухлым губам Яманака – чертовка, тут же попыталась цапнуть его острыми зубками – он отскакивает назад, скрещивая перед собой руки в блоке и принимая на них удар ногой подоспевшего шиноби. Звенит сталь вытянутых из ножен клинков, и двое бойцов специального подразделения АНБУ принимают стандартные като для нападения. В руке кукловода прокручивается кунай, и он пригибается к полу, готовый отбить любое нападение.
- Не усугубляй свое положение, Канкуро! – кроваво-красный всполох шарингана это крайне весомый аргумент. Хатаке Какаши выходит вперед скучающей походкой, по привычке заложив руки в карманы брюк. В каждом его движении сквозит расслабленная уверенность в собственном превосходстве, не смотря на то, что хитай ате вздернут в правильную позицию. Можно рассматривать это как комплимент, - от твоих действий зависят и другие люди.
Темари.
Он выпрямляется и, подавляя в себе желание сплюнуть на пол, вытягивает руки за спиной – звенит опавший на пол кунай, а на запястья уже так привычно ложатся веревки.
- Слабовато, - сообщает он ниндзя АНБУ, что путает узлы у него на руках, и тот, на секунду замерев, затягивает путы так, что белеют подушечки пальцев. Канкуро хмыкает и находит глазами Яманака, все еще присутствующую при ареста. Девушка торопливо собирает выбившиеся пряди волос обратно в прическу, и выглядит вполне безмятежно и спокойно. Можно было бы поверить этому напускному виду, если бы не начинающее отливать синяки на подбородке, оставленные хватом кукловода.
На секунду их взгляды пересекаются.
Расскажи ему все и даже больше. Покажи, если хочешь. Пусть знает, с чем ему придется столкнуться…

- Доброе утро! – громко и радостно возвещает Канкуро о своем присутствии, и напоследок задевает плечом оказавшегося поблизости АНБУ, до того как тот успевает выйти прочь. Хатаке досадливо морщится, наблюдая за действиями брата Казекаге, а тот, скалясь и демонстрируя здоровые, белые зубы делает пару шагов вперед и встает за спиной сестры. Ровно, выпрямившись, словно и не у него связаны руки за спиной – капитан полиции стоящий на казнях в своей стране выглядит точно так же.
Он знает сценарий этой пьесы лучше любого, кто находится в помещении, он видел ее столько раз, что успел рассчитать действия всех героев посекундно. И начиналось все всегда с оглашения приговора и ропота недовольной толпы.
Свиток с приказом летит Темари в руки – Канкуро смотрит поверх всех голов в окно, где стена плотного дождя накрывает Коноху, оставляя от цветущей, летней деревни лишь серо-черные силуэты домов.
Посмотри, что стало с твоей деревней за одну ночь. Как она преобразилась, как внезапно стала для тебя чужой.
Война, принесенная в праздную деревню Страны Огня на крыльях сокола словно брошенная в лицо перчатка для женщины стоящей во главе всех этих «летних» шиноби. Какое унижение – не правда ли, уважаемая госпожа Хокаге – узнать о предательстве со стороны союзной деревни с листов бумаги, а не услышать этого напрямую. Но, Гаара появится в Конохе в единственном случае – как победитель и завоеватель, как тот, кто раскинет стяг Суны над резиденцией поверженной деревни.
Карие глаза Пятой могут прожечь дыру, но капитан не реагирует на ее внимательный, предупреждающий все неправомерные действия взгляд. У него не было сомнений, что благородная Цунаде окажется столь милосердна и отпустит временных пленников прочь, потому он и не пытался вступить в какие-то диалоги или переговоры.
Мне правда жаль, что ты узнала обо всем таким образом, но, я не был уверен в действиях Гаары, чтобы предупредить.
С другой стороны…

Кукловод медленно разминает развязанные руки, и разворачивается, как раз в тот момент когда ему в руки прилетает собственная сумка, так вовремя собранная и принесенная все теми же пресловутыми АНБУ – Канкуро скептично кривится, и намеренно растягивая время, начинает проверять наличие свитков и личных вещей под пристальными, раздражительными взглядами всех присутствующих пока не получает вполне ощутимый толчок со стороны Темари.
Он, определенно, не будет скучать по этой деревне, и ее жителям.


Торжество. О да.
В первую очередь от того, что Нара не явился к воротам, хотя Темари постоянно оглядывалась, и Канкуро пришлось сдерживать себя, чтобы грубо не поторопить сестру. Пришел конец их совместных миссий, во время которых кукловод будет измерять комнату допроса шагами вдоль и поперек и каждый раз получать разные результаты при их подсчете. Она забудет его, женское сердце непостоянно и так изменчиво, тем более у обладательницы стихии Ветра – черт возьми, он же не собирался так самодовольно улыбаться хотя бы еще пару миль, пока ворота Конохи не скроются за ближайшим поворотом.
Лишь единожды шиноби затормозит.
- Стой, - резкий перехват сестры чуть повыше локтя, в то время как руки нашаривают в сумке искомый предмет, и не вкладывают его в руку девушки. Небольшая пилюля в простой бумажной обертке, - проглоти сейчас, это антидот от большинства моих летучих ядов.
Не факт, что придется их использовать – дождь прибьет половину к земле, еще до того как они достигнут цели, но рисковать кукловод не может. Только не ей, и поэтому примет все надлежащие меры предосторожности. Он внимательно следит за тем, чтобы Темари проглотила таблетку, и наградила его хмурым взглядом вместо благодарности. Ничего. Это все последствия слишком резко развернувшихся неприятных событий, Канкуро мягко, добро улыбается, словно напоминая – эй, я все еще рядом. И никогда не покину этот пост.

С кем останешься ты
Когда дождь бьет по лицу
Каплями мертвой воды ©

Карасу послушно подчиняется захватившей ее теневой технике, и бредет вслед за Темари, чуть припадая на левую ногу, выражая несвойственную самому кукловоду покорность.
Канкуро прижимается к стволу дерева, и почти перестает дышать, наблюдая за прибывающими гостями. Он ожидал подобной встречи, но, с отчаяньем надеялся увидеть иных представителей Конохи – похоже, начальство опять упустило своего гения, так вольготно отправившегося в самоволку. Непростительная глупость, которая может сыграть пустынным шиноби на руку.
Шикамару Нара растерян, раздражен и совершенно не справляется с ролью агитатора, которую возложил сам себе на плечи. 
Темари…
Сердце болезненно сжимается, находя отражение в гримасе ярости на лице, и искривляя правильные линии рисунка на коже.
Не покидай меня.
Она и не посмеет, долг перед своей деревней, своим Казекаге и семьей превыше всего, но… Канкуро сжимает ткань костюма у самого сердца, собирая ее в складки. Он позволит себе лишь эту секунду слабости и резко вскинет голову, оскалившись и смахнув с лица набежавшие капли дождя. 
Карасу с тихим щелчком наклоняет голову влево, привлекая к себе всеобщее внимание, и начинает осыпаться пылью гендзюцу, обнажая свой истинный лик.
- Займись Хьюга, - чревовещание никогда не было его сильной стороной, поэтому голос идет откуда-то сбоку от куклы, а та даже не удосуживается вторить ему, открывая рот. Канкуро тенью из дождя появляется позади Шикамару, как раз в тот момент, когда теневод начинает разворачиваться в сторону противника – на его лице так удивительно перемешалось разочарование, боль и тоска, совсем несвойственные эмоции извечно меланхоличному Нара. Кукловод с ненавистью смотрит на парня, совершенно не понимая, почему именно он? На кончиках пальцев звенят голубые нити, протягиваясь к Карасу, - ты попытался забрать, то, что принадлежит мне!
Техника тени выполнена безупречно – кукла не может сдвинуться с места, но ее хозяином все еще является Канкуро. Он одним плавным, мимолетным движением разводит руки в сторону, напрягая лишь верхние фаланги пальцев и Карасу распадается на десятки составных элементов, усеивая собой почти все свободное пространство – попробуй, собери.
- Я не хочу сражаться, - упрямым болванчиком твердит Нара, а в его глазах плещется презрение к персоне капитана, и так явно приходит осознание – знает. Яманака постаралась на славу, передавая ему информацию во всех красках, смешивая их и сгущая.
- Тогда прочь с моей дороги, - диалог, ведущий в тупик, из которого вернется только один. И в тот момент, когда гений Листа складывает печать, нацеливая теневые иглы в Канкуро тот, отпрыгивая, возводит вокруг Шикамару купол остро заточенных клинков находящихся в основании каждой детали Карасу. И по желанию своего мастера все они единым роем устремляются к цели.


В моем мире вечность идет в расход ©
- И почему общаться с ней всегда приходится мне, - обреченно пробормотал себе под нос Баки, уставившись на входную дверь знакомого до зубного скрежета дома. Мало у него дел? Совсем напротив, и все равно Гаара предпочитает держать его связующим звеном. Вздохнув и почесав затылок, мужчина занес кулак для предупредительного стука, но, дверь внезапно, сама притворилась. Не к добру – шиноби протиснулся внутрь, щурясь в плохо освещённом коридоре, - Мое почтение господин Эбису, вы здесь? – лучше бы сразу встретить хозяина дома, чем… на втором шаге он споткнулся о кучу тряпья и выругался. Однако при ближайшем рассмотрении препятствие под ногами обрело человеческие очертания, и даже вполне знакомые. Баки сдавленно охнул и наклонился, - Чие-баа-сама?
Определённо мертва. Вон даже паука успела пригреть на сморщенной руке. Вот ведь неприятность. Шиноби поморщился, вглядываясь в замутненные глаза, и в тот же момент старуха моргнула и улыбнулась.
- Я всего лишь притворялась, - бодрый, шкодливый голосок, заставил Баки напряженно оскалиться в ответ. Зря. Карающая длань взметнулась вверх и по коридору разнесся сочный звук оплеухи, - ты наступил на меня, идиот!! 
- Вы лежали посредине коридора! – мужчина обиженно отшатнулся, держась за пылающую щеку. С тем же успехом он мог пытаться оправдать себя в пьянстве перед почившими предками, результат был бы такой же – совершенное игнорирование.
- Какого черта ты приперся сюда? – гостеприимство всегда было у Чие в крови, сколько себя помнил песчаный шиноби, женщина щедро угощала гостей сарказмом, докладывала на дорожку колкости и язвительности и не скупилась на «доброжелательные» советы. Вот и сейчас она просто излучала радушие, - чего уставился, помоги подняться.
Он легко поставил на ноги милейшую старушку. Благодарности впрочем, не дождался, Чие тут же развернулась и, шаркая ногами, устремилась в сторону мастерских. Это можно было понять, как официальное приглашение пройти.
- Казекаге-сама хочет знать, как продвигается работа.
- Этот мальчишка слишком много мнит о себе! Вздумал объявить войну, а как он думает выиграть в ней? – среди всего этого бубнения шиноби с удивлением уловил довольные нотки. Похоже, старая куноичи была совсем не против увидеть поставленную на колени Коноху. Что ж у нее были на это свои причины, - полагает, что я выйду на поле боя? Черта с два
-  Не вы ли говорили, что стоит перестать рассчитывать на союзничество с другими деревнями, и заняться собственными тренировками? – смотря в сторону, во избежание прямого зрительного контакта пробормотал Баки, все еще потирая щеку.
- Если то, чем занимаюсь сейчас я, ты называешь тренировкой, то позволь спросить, кто будет управлять ей? Канкуро?? Этот непроходимый болван? – женщина резко развернулась на входе в мастерскую, пытливо вглядываясь в лицо шиноби. Все шло к тому, что еще чуть-чуть и последуют тирада о глупых наследниках Четвертого и собственных талантливых внуках. Баки едва не застонал от отчаянья, - тогда, почему он не явился сам?
- Канкуро и Темари вернутся из Конохи в ближайшее время, - бабка упрямо поджала губы, высказывая свое неодобрение, и в нем мужчина был с ней солидарен. Ему совершенно не нравился тот факт, что брат с сестрой оказались на территории вражеского государства в момент объявления войны. Баки вздохнул и почти умоляюще посмотрел на куноичи, - так, как продвигается работа?
Чие-баа-сама не удостоила его ответом, отвернувшись, она вошла в просторную, темную мастерскую, увлекая гостя следом за собой. В помещении было тихо и чисто, словно в операционной. Освещения, правда, не хватало – голубые нити чакры вспыхнули, протягиваясь в дальний угол комнаты. Куноичи аккуратно и осторожно, с видимым изяществом потянула их на себя, заставляя сидящую на стуле фигуру подняться навстречу. Тихий перестук босых деревянных ног по полу разрушил долгое молчание, и Баки сам подался вперед, стремясь рассмотреть новое творение куноичи.
- Безупречно, - пробормотал он, с восхищением созерцая куклу. Чие удовлетворенно и надменно ухмыльнулась, и сделала мимолетное движения пальцами – марионетка вздрогнула и подняла голову, взирая на песчаного шиноби молочно-белыми глазами Хинаты Хьюга.

[NIC]Kankurou[/NIC]
[STA]|Tybalt|[/STA]
[AVA]http://se.uploads.ru/t/pNofK.png[/AVA]
[SGN]http://se.uploads.ru/t/pKVRO.png[/SGN]

Отредактировано Mitarashi Anko (Среда, 20 мая, 2015г. 09:58)

+1

19

Море обнимет, закопает в пески,
Закинут рыболовы лески,
Поймают в сети наши души...
Прости меня, моя любовь...

Дождь с силой барабанит по коже, стекает по волосам и заливает глаза каким-то совершенно бесконечным потоком, прямой, как отвесная стена, бездушный к простым людским проблемам. Раскаты грома добавляют происходящему оттенок апокалиптичности, Темари яростно смотрит на преследователя и не может продолжить начатое движение –  скованная отчаянным нежеланием атаковать она замерла,  хотя еще мгновение назад вроде как сделала свой выбор. Просто невозможно его реализовать. По крайней мере, не сейчас.
Видеть же Нара таким так странно и непривычно. Мокрый насквозь, волосы в высоком хвосте давно поникли, придавая сходство с застигнутым врасплох непогодой котом. Бледный, будто утопленник, в последний момент выбравшийся на берег и сколько же эмоций на обычно равнодушной физиономии, неужели она причина этому? Темари вздрагивает от пронизывающего порыва ветра, собственного напряжения и болезненного возмущения одновременно – он ведь мог действовать иначе, он ведь умный, почему именно в такой критический момент он ведет себя так по-идиотски? Они могли бы и не стоять вот так против друг друга, осознавая необходимость сражаться.

Поздно. О чем-то думать слишком поздно.
Тебе, я чую, нужен воздух.
Лежим в такой огромной луже...
Прости меня, моя любовь.

Почему ты не дал мне мотив остаться?

Мысленно она почти просит его объяснить, что привело его сюда наперекор отстранению. Несмотря на весь бравый, боевой вид, ей все еще не хочется действительно пускать оружие в бой. Чувствует ли он ту же обреченность, что и она? Так просто попросить ее о предательстве. Она отказывается верить, и когда он уже собрался что-то добавить к своим неловким словам, а она – приготовиться слушать – в их особенную атмосферу врывается третий. Она пропускает момент, когда на сцену выходит Канкуро, гаркая где-то в  стороне от нее свой рыкающий приказ. Дергается от неожиданности в сторону от пошедшего трещинами псевдо-Канкуро,  а потом ошарашенно смотрит сквозь пелену дождя за спину Шикамару, где как раз появляется темная, тяжелая фигура Канкуро. Осознает секундами ранее услышанное и вспыхивает от гнева – да как он смеет вмешиваться!? Скользит по грязи, резко взмахивает рукой и Кьёдай Сенсу раскрывается на треть, знаменуя собой ее более чем серьезный настрой. Темари и не думает слушаться Канкуро – вот еще, кто он такой, чтобы влезать в ее разговор, важный разговор, и раздавать подобные указания? – напротив, она более чем уверена в том, что знает, кому действительно следует заняться Хьюга. Канкуро просто не имеет права прерывать эту встречу, катастрофически важную для нее, и будет лучше, если он это как можно быстрее усвоит. Для его же здоровья, потому что отчаяние и ярость толкает Темари на безумные поступки. В отдалении от нее мигнули нити чакры Канкуро, он что-то резко произнес и его руки пришли в движение – и тоже Темари отводит руку, поворачивает кисть под нужным углом и резко совершает мах, не желая оставаться в стороне. Шикамару – только ее противник. Она с экзамена мечтала о том, как сразится с этим разгильдяем, и пусть сейчас эта мечта реализовывалась несколько не так, как ей представлялось, она не намеревалась оставаться в стороне. И с чего Канкуро вообще встрял?! Что он знает о них, что дает ему право оттеснять ее в сторону? У них, на минуточку, в тылу Хьюга!

Яростный вихрь, пропитанный ее чакрой, ворвался в смыкающийся купол из лезвий и частей Карасу, разметал по сторонам сочащиеся темным ядом клинки.  Мгновение – и Темари замирает совсем рядом с Канкуро (а Нара, и след простыл, только шлепнулся в вязкую от влаги почву кусок древесины), в негодовании не замечая этого и напирая на кукольника:

− Не думай даже вмешиваться..!,  - «в мой бой» хочет закончить она, но конец фразы остается не озвученным, беглый взгляд за спину брата заставляет ее замолчать и молча шагнуть вперед, уперевшись ладонью в плечо Канкуро, словно собираясь сердито пихнуть его. Шикамару безмятежно стоит вдалеке, почти теряясь на сером фоне дождя и тумана, его вид теперь не выражает ту гамму чувств, которой он шокировал обоих пустынников минутами ранее. Расслабленная поза, руки в карманах. Печально поникший хвост. Он дергает головой в сторону, словно подманивая к себе, и отпрыгивает назад, пропадая в промозглости тумана и темноте леса. Темари на мгновение замирает, а потом, не отводя глаз от леса, сжимает пальцы на плече брата:

− Дай мне немного времени, - торопливо произносит она, − Мне нужно, - она сбивается, не зная, что именно должна сказать. «Поговорить»? «Попрощаться»? Только срывается с места, не в силах больше задерживаться. Возможно, Нара заведет ее в ловушку, но она все равно идет следом, не зная, что сделает, когда настигнет его – ударит или обнимет.

Если бы только он не был таким тюфяком, что месяцами раскачивается для совершения хоть какого-то шага в их отношениях.



Мне кажется, мы крепко влипли,
Мне кажется, потухло солнце...
Прости меня, моя любовь.

Теневой захват оказался бесполезен – неверная цель, досадная ошибка, самое то для самоволки, верно? И как только кукловод умудрился произвести подмену так, что даже родная сестра не заметила? Слишком хитрый для того, кто несколько лет занимался исключительно внутренней политикой Суны…  Шикамару досадливо цокает, но не прерывает технику, прекрасно помня о том, как на экзамене этот шиноби расправился со своим слишком самоуверенным противников посредством этой самой куклы. Меньше всего ему хотелось повторить чью-то столь неприглядную судьбу, поэтому марионетка будет неподвижна столько, сколько понадобится. Впрочем, этого фортеля тоже можно было  бы ожидать. Нара быстро разворачивается, испытывая  сильнейшее разочарование от итогов собственных потуг на переговоры, а в довесок и странную боль – почему он не смог подобрать слова получше? Темари слишком предана своей родне, с чего ей вообще задумываться о подобном только из-за его неловких слов? Она до безумия близорука, не замечает пороков в единственных выживших родственниках. Больше у нее никого нет, он знает это слишком хорошо, не в этом ли причина теперь ее яростного отказа? Но сдаваться  сейчас нельзя, имея некоторое представление о неприглядной тайне Канкуро, он вдвойне не может допустить, чтобы эта бомба с замедленным механизмом ошивалась возле его подруги. Более того, жила под одной крышей. Хотелось бы верить в ошибочность выводов Ино, в ее излишне бурную фантазию и злость на того, кто ей под юбку успел залезть, но они сейчас в такой ситуации, что Нара предпочел бы подстраховаться… Черт его знает, этого капитана безопасности Сунагакуре. В некотором роде, Нара в недоумении – что могло произойти с Канкуро, что так исказило, покорёжило его? Весь путь сюда Шикамару обдумывал информацию от Яманака и не мог найти толкового объяснения. Остается лишь надеяться, что хотя бы Темари не знает, иначе стала бы она так упорно держаться прежнего курса?   

Перекошенное злобой лицо в темном узоре из пурпурных линий, рычащее угрозы, лишь подтверждают справедливость опасений Шикамару. На обычно кисло поджатых губах появляется дерзкая ухмылка и предназначена она исключительно  кукловоду, что так опрометчиво сделал свой ход. Нара знает больше о его сестре, чем он, и именно поэтому он нисколько не удивляется дальнейшему. Земля взрывается жидкой грязью, словно ее стегнули наотмашь, разлетаются черные капли яда и с ними в стороны, веером, отбитые воздушной волной части Карасу.

Как тебе это, капитан полиции полиции безопасности Сунагакуре? Темари привыкла сражаться бок о бок с мной, но никак не против, - он ухмыляется Канкуро какие-то миллисекунды, пока не раздается характерный хлопок Замены. Нара выпрямляется в стороне, неподалеку от происходящего и недоуменно проводит ладонью по голове – надо же, кажется, вихрь Темари задел его, срезал часть волос с шнурком, и теперь они распущенной паклей упали на спину и плечи. Неудобно. Но нельзя медлить, какой-никакой, а план есть и его следует придерживаться.

Кунаи и град сюрикенов вынуждают кукловода отвлечься от сестры и озаботится собственной безопасностью. Количество металла, летящего в него, вполне могло хватить для оснащения парочки учебных классов в академии. За эти секунды Темари успешно растворяется в сизой мути леса, плещущие звуки ее бега исчезают, проглоченные бесконечным ливнем. С окраины поляны, где встретились две ныне враждебные стороны, появляется фигура шиноби. Дождь поглощает большинство звуков, но голос Нара все же прорывается сквозь плотную завесу льющейся воды:

− Подумать только, Ино, похоже, оказалась права насчет тебя, - Не отводя взгляда от противника, Нара щелкает зажигалкой, обозначая свое несомненное присутствие крохотным проблеском алого. В этой невнятной погоде с рассеянным светом тени опаснее, неприметнее и сильнее, и Нара чувствует себя вполне комфортно, даже зная, с каким опасным человеком начал игру. Все ставка на то, что Хьюга сможет увести Темари за собой достаточно далеко и можно было не опасаться ее вмешательства. А пока следует поиграть в поймай-эхо.

Смотри сюда, твой личный враг перед тобой. Ино знает твой пунктик насчет меня, она ведь права?

− Вообще-то, она та еще фантазерка, - снова с ленцой протянул он уже с другой позиции – тени раз за разом помогают ему незаметно перемещаться, на мгновения поддерживая иллюзию его присутствия. А остальное дело техники. Канкуро, как и его сестра, нужны Конохе, как пленники и как союзники и тем досаднее было знать, что не будь здесь кукловода, возможно, куноичи бы удалось убедить выступить если не на их стороне, то хотя бы добровольным козырем на переговорах.

− А потом она показала мне кое-что, - снова вспыхивает вишневый цвет в темноте, заметно ближе к настороженному Канкуро. Нара старательно роняет уже более тщательно подобранные фразы, надеясь на работу своего напарника далеко отсюда. В отличие от Канкуро, который намерен драться, Шикамару просто хочет выгадать время и дать Хьюга как можно больше времени.

Тишина висит чуть дольше, но все равно он снова выдает свое присутствие дальше по периметру:
−Тебе не кажется, что в твоем положении тебе бы стоило держаться подальше от других?

Двигаться в покрытом водой лесу сложно, но для Нара это родной лес и гораздо более привычная погода, нежели выходцу из пустыни. Он считает, что пока в выигрышном положении. Верный кунай помогает отбивать атаки, а дальше он успешно скрывается в тумане и шорохе, грохоте грозы. И говорить дальше.

− Ты ведь болен, Канкуро, - пальцы складываются в печати, активируя технику. Постоянно бегать вокруг и отбивать кунаем действующие части Карасу невозможно. Пора переходить в атаку, выгадывая время. Хьюга должен справиться и уйти по направлению к Конохе.

− И ты, и твой брат. Вот почему началась эта война, - говор это, он направляет несколько быстрых теней прямо к своему противнику.


Тихо... Не слышно ни часов, ни чаек.
Послушно сердце выключаем,
И ты в песке, как будто в бронзе...
Прости меня, моя любовь.

− Стой! – Темари быстро перемещается по расползающейся под ногами земле, но все равно тащится позади быстро удаляющегося коноховца. Совершенно теряет голову от раздражения – чертов Нара решил сыграть в салочки? Самое время, черт бы его побрал! Ее так сердит этот удаляющийся силуэт, что она всерьез не задумывается о том, что у ее брата могут появиться какие-то проблемы с оставшимся Хьюгой. Канкуро был опытным и сильным шиноби, а ей нужно было..решить кое-какие личные вопросы. Что тут может пойти не так?

− Темари, - знакомый голос раздается неожиданно сбоку, Темари разворачивается в его сторону  корпусом и старается затормозить, но снова скользит по жидкой, комковатой грязи с пучками травы, в которую успела превратиться почва. Вихрем к ней подскакивает Нара и бьет открытой ладонью куда-то под дых, подхватывая ее под талию. Сильные пальцы смыкаются на шее, быстрым перебором бьют по тенкетсу, выключая сознание. Кьёдай Сенсу высказывает из ее ладони на землю и с плеском падает в лужу. Закатывающимися глазами Темари успевает увидеть (но не запомнить), как развеивается хенге, а ее подхватывают на руки. Хьюга не оглядываясь, начинает быстрое движение обратно к деревне, да и к чему ему оглядываться, когда его бьякуган позволяет видеть на все триста шестьдесят градусов?

− Смотри, не погибни там, Нара, - бурчит он скорее самому себе под нос, стараясь двигаться быстро, но безопасно – дождь и не думал слабеть, а значит, без чакры на подошвах не обойтись. Пробежав пару метров по раскисшей земле, он запрыгнул на дерево и продолжил бег поверху.

Отредактировано Temari (Вторник, 26 мая, 2015г. 20:45)

+1

20

[NIC]Kankurou[/NIC]
[STA]|Tybalt|[/STA]
[AVA]http://se.uploads.ru/t/pNofK.png[/AVA]
[SGN]http://se.uploads.ru/t/pKVRO.png[/SGN]

...you gonna burn in hell
Oh, burn in hell ©

Отголоски прошлых воспоминаний всегда пугали его... но, раз за разом, словно одержимый он ждал их. Переживая болезненные моменты дней минувших, Канкуро находил в этих эмоциях своеобразный трепет и наслаждения. Проигрывая сюжеты в голове, представляя иное развитие, он каждый раз приходил к одному и тому же итогу - ничего изменить нельзя было изначально. Ему была уготована эта боль, и осталось лишь медленно гореть принимая ее. 

- Канкуро?
Он замолкает на полуслове, и почти в панике отшатывается от марионетки, над которой до сего момента вел ремонтные работы и задушевные разговоры. Силуэт в дверном проеме чуть пошатывается, его обладательница лишь недавно проснулась, и едва успела протереть глаза, как пришла читать недовольные нотации младшему брату.
- Если ты будешь продолжать думать, что твои куклы живые – от тебя отвернутся все друзья.
А тон такой, что сразу угадывается двойной смысл фразы – перестань выглядеть как сумасшедший. И это обидно – парень мгновенно накручивает себя, и надменно смотрит мимо сестры, нервно проворачивая между пальцев отвертку.
- О чем ты? – кривая усмешка как попытка защитится. Против всего ополчившегося мира у него есть кулаки и пара хорошо отлаженных марионеток. Против Темари только ухмылка, - откуда у меня могут быть друзья?
Она поводит плечами и удаляется, так и не закрыв за собой дверь в мастерскую. И лишь на секунду, в неловком порыве пойти следом, Канкуро видит себя глазами куноичи.
Сидящий в позе лотоса и озаренный неясным светом умирающих лампочек, что запорошенных вековой столярной пылью. Почти любовно дотрагивающийся до застывших лиц марионеток, разглаживая невидимую грязь и проводя подушечками пальцев по боевым трещинам. А у самого на щеках подтеки не смытой с вечера краски – пигмент впитывается в кожу, забивает поры и уже навсегда остается на носу неясными пурпурными веснушками.
Одинокий мастер в окружении своих детищ – ладони скользят  по сегментам хвоста Саншоу. У марионетки невыразительные зеленые глаза – Канкуро заглядывает в их мутное, мертвое нутро и, лизнув большой палец, пытается стереть со щеки краску. Он видит слишком многое в отражении, и большинство можно описать одним словом – одиночество. Для все троих сиблингов. Для каждого из них в отдельности. Но, сестрица е желает смиряться с этим приговором, она ломает предназначение, словно хрупкий лед и стремиться навстречу лету. У Темари яркие, живые глаза – тоже зеленые – и в них Канкуро так ясно замечает отблески будущего счастья. Только вот это счастье не для них…


Кто из них лучше, а кто хуже?
Ухмылки, ядовитые, презрительные, словно трещотка на хвосте пустынной змеи – это знак надвигающейся опасности. Нара так самоуверенно говорит о сумасшествии кукловода, что сам не замечает своих маниакальный, нервных движений и желания остаться с противником наедине. Не для этого ли был этот обманный шаг в сторону Темари. Хотя, Канкуро и злится, что сестра вмешалась в поединок, похоронив всю его атаку одним лишь взмахом веера – сейчас, ей здесь не место.
Дождь катится холодными каплями по лицам шиноби – дождь уравнивает их. Он смывает все незримые маски и обнажает гнилую сердцевину. И, по крайней мере, один из парней признает ее наличие. Канкуро смеется громко, надрывно на все провокационные слова в свой адрес.
- Что ж, так даже лучше, если ты все понял, - он пригибается от атаки, и плавно поводит ладонью, собирая часть Карасу в единую груду, но, так и не формируя из них целостную куклу. Еще не время – шиноби выжидает, скупо реагируя на обвинения. Сумасшедший ли он? Отрицать сей факт крайне глупо, или как еще назвать эту болезненную тягу к собственной сестрице? Но, проблема в том, что Канкуро, помимо своих фетишей, еще и солдат с достаточно крепкой психикой и целым багажом приказов от Казекаге направленных на выполнение единой цели – защитить родную деревню, - неужели, в своем гениальном мозгу ты сгенерировал сценарий, в котором Темари предпочтет родных братьев тебе? Тебе!! Праздному мальчишке, который едва вылез из пеленок, тогда, как мы давно ведем войну со всем миром, - он часто задавался этим вопросом – какого это расти в нормальной обстановке? Без страха очередного припадка одержимого братца. Без ожидания очередного подвоха со стороны односельчан. С возможностью просто пройтись по улицам, или пообедать в ближайшей забегаловке. Но, как же четко прошедшая ночь провела свои границы – им не место в этом зеленом, летнем мире под названием Коноха. И Темари должна понимать этот факт. Вопреки всем эмоциям и чувствам – подавить их, задушить, как пришлось сделать Канкуро – и нести свое бремя с достоинством. Манящее движение ладонью на себя, - а теперь – позволь мне показать тебе, что значит быть капитаном карательных отрядов Суны!
Мальчишка любит театральные представления? Ну, так кукловод устроит для него целый бенефис.
Акт I. Больше света, господа.
Первая световая шашка освещает верхушки деревьев, выкидывая сноп искр и перемешивая все тени между собой в единый путаный клубок, от которого словно нити тянуться в разные стороны. И не поймешь, за какую надо потянуть, чтобы найти верный путь – глаза Нара удивленно расширяются, но, он все так же сосредоточен, и не дает себя запутать больше нужного.
На меньшие Канкуро и не рассчитывает, и поэтому в воздух взметаются сразу три округлых предмета разрывающихся на разных дистанциях и с  разным радиусом поражения, в воздухе появляется горьковатый,  тянущий аромат полыни и дурмана, который тут же впитывается в капли дождя и опадает на землю. И лишь когда светом озаряется последняя из гранат – такая ослепительно яркая, что все вокруг буквально залито пронзительным белым светом – Канкуро срывается с места.
Акт II. Вечно в движении.
Карасу повинуясь приказу своего хозяина, собирается в единый механизм, и неуклюже размахивая полами намокшего плаща, застывает впереди кукловода, прикрывая его от атаки. Щелкают острые, стальные зубы. С треском перекатываются шарниры внутри механизма, а тонкие руки, словно паучьи лапки, машут из стороны в сторону отвлекая на себя внимание. Канкуро натягивает на себя нити, и марионетка резко дернувшись и прогнувшись, выстреливает в намеченную цель добрым десятком отравленных сенбонов.
Иглы стальные сталкиваются с иглами теневыми, что черными щупальцами спрута тянутся от ног Нара, защищая его, и не давая шиноби Суны подойти на расстояние удара. Но, коноховец находится не в лучшем положении.
- Не напрягай так руку, - Канкуро зло скалится, видя, как дрожит сломанная рука противника, которую он специально вынул из привязи, когда вступал в бой. Теневод вообще выглядит отвратительно, с этими растекшимися по плечам волосами и непокорным взглядом, - бесишь!!
Новый уворот от жирных, ползучих, словно змеи атак – Карасу на секунду застывает на месте, пойманный в ловушку, и тогда вверх взметается второй свиток с громким хлопком выпускающий наружу Куроари. Зловеще хлопает нутро марионетки, смыкаясь и вновь разводя поперечные движущиеся детали, подобно черной беззубой пасти.
Две куклы верными стражниками прикрывают движения капитана, и Нара, сосредоточенный на отвлекающем маневре пропускает тот момент, когда за его спиной взрывается очередная шашка, стирающая все тени из виду. Кукловод тут же выходит в авангард, в два прыжка преодолевает разделяющее расстояние между ним и противником.
Эпилог. Чума на оба ваших дома.
Он вынужден сражаться в рукопашную – вражеский шиноби оказался слишком близко, и Нара знает на что способны голубые нити чакры, если позволить им протянуться к собственному телу. Серия резких атакующих ударов, половина из которых отзываются резкой болью в сломанной руке и заставляющие уйти в оборону.
Канкуро резко замахивается ногой, и едва не ломает челюстную кость противнику, задевая ее скользящим ударом. Позади капитана появляется Карасу, призраком повторяя всю траекторию движения своего хозяина, и в тот момент когда Нара вынужденный бросится в атаку оказывается непростительно близко, кукла послушно бросается под руку кукловода.
Резким движением он вытягивает из нутра марионетки ее руку заканчивающуюся острым, черным клинком. В глазах Канкуро плещется безумие и желания немедленно избавиться от своего противника, тем более что он попускает пасы Шикамару, и теперь чувствует, как тени путами бросаются под ноги, тормозя его. Но, это уже ничего не значит, и в тот момент когда движения капитана окончательно замедляются, он решительным рубящим движением крест накрест перечеркивает грудную клетку противника, разрубая джоуниновский жилет.

Двое замирают друг напротив друга в нелепых позах. Грустно щелкает зубами Карасу, а Куроари бесполезно вытягивает свои руки-плети вдоль бочкообразного тела. Дождь, упрямыми косыми струями стучит по корпусу марионеток и гасит едва тлеющие нити чакры. Канкуро тяжело дышит, чуть поводит плечами – это сделать не удается, и ловит взгляд Нара. Летний шиноби торжествующе скалится, а  у самого  руки дрожат, сведенные судорогой печати. Разрубленный жилет клочками опадает вниз обнажая незамысловатую одежду, тоже изрядно потрепанную теперь.
- Вот и все, - ленивые интонации не могут перекрыть чувство собственного превосходства, и оба шиноби в унисон опускают руки из атакующего положения. Кукловод дергается, пытаясь вырваться из плена теней, но те лишь сильнее сжимают конечности и нервы. Нара делает глубокий вздох, и видимо, готовиться произнести речь, но… проходит секунда. Удивленный взгляд. Другая. Спазм схватывает его горло. Третья… тонкая струйка крови неосознанно вытекает из уголка рта, и собравшись на подбородке в одну густую, жирную каплю срывается вниз. И еще до того момента когда она разобьется о землю, коноховец заходится кашлем.
- Теперь действительно все, верно, Карасу?
Кукла вскидывает голову и пару раз щелкает зубами, словно и впрямь хочет ответить на заданный вопрос. Хозяин нечасто теперь говорит с ней, повинуясь нелепому запрету давнишней давности. Канкуро тем временем медленно поводит плечами, скидывая с себя невидимые цепи, и в изящном движении разводит руки в стороны, маня к себе свои марионетки, и образуя своеобразный судебный триумвират, перед ногами которого застыл преступник, ожидающий своего приговора.

+1

21

[NIC]Temari[/NIC]

[STA]This world is only gonna break your heart[/STA]

[AVA]http://6.firepic.org/6/images/2015-07/06/j4dqh7kcadpc.jpg[/AVA]

Дождь продолжал литься бесконечным потоком, прибивая волосы и одежду к телу, отбирая тепло. Хьюга двигается энергично, уходя все дальше от места встречи с шиноби Суны, оставляя позади своего товарища, надеясь, что тот сможет вернуться следом. Темари на его плече быстро приходит в себя, но боль от удара по системе чакры на какое-то время совершенно парализует ее тело, позволяя лишь немо смотреть назад,  моргая от заливающей глаза воды и обиды. Свободная рука взлетает и опадает, покрытая красными синяками, словно узором, пока Хьюга скачет по деревьям, не сбавляя темпа. Ей нужно избавиться от него и вернуться обратно. Однако, ощущение того, что она снова контролирует свое тело, появилось лишь через долгие минуты.

Она использует яд, на этот раз полностью оправдывая репутацию Суны. Ей больше не хочется притворяться хорошей, да и для чего?

Кьёдай Сенсу она находит ровно там же, где и потеряла. Жаль, так просто ей не вернуть потерянное время.


I stand still out in the rain
And look up at a broken sky.
Every raindrop looks the same
They fall without pretending through the night


But water isn't always what you see,
Another surface lies beneath.

Can you see this isn't really me?
No, this is someone else,
I am just beneath the surface

− Ты как? – отстранённо и глухо спрашивает она Канкуро, лишь раз бросив оценивающий взгляд в его сторону (живой и торжествующий, в отличие от Нара). Внутри нее в этот момент словно что-то ломалось, хрустело, переворачиваясь в такт потяжелевшему дыханию. Возможно, именно поэтому ее голос чуть заметно дрожит и ломается сейчас, когда она стоит под дождем, бессмысленным взором уставившись на тело у своих ног после того, как промокшей птицей ворвалась в треугольник марионеток и кукловода, пресекая этим последний удар.

Не надо!

Возможно, дело в элементарной простуде, а не в том, что на земле корчился и задыхался человек, который прошел длинный путь в ее жизни и занял прочное в ней место. От никчемного незнакомого мальчишки (ну и тупица!) до верного соратника (сколько они прошли вместе?), от хорошего приятеля (им всегда было просто в общении) до друга (это вполне ожидаемо вышло само собой), от далекого и романтизированного «летнего шиноби» до возлюбленного (а можно ли было этого избежать?). Он был всеми ими, и ими оставался. Только теперь к этому своеобразному перечню добавились «враг», «потенциальный заложник» и, конечно же, «язык». Но это не имело смысла, ведь Нара умирал сейчас. Темари не нужно спрашивать о том, что произошло, тренированные глаза шиноби еще на подходе подметили все говорящие детали недавней схватки. Сизый рассеянный дымок аэрозольного яда Канкуро, жирные капли жидкого, взрытая почва с набирающимися лужами, усеянная метательным оружием, призванные марионетки и жестокое торжество на лице родного брата, вся картина разом яснее всех слов. И Темари молчала, верная своей сдержанной натуре, отчаянно не поддаваясь нависшей где-то рядом панике. Смотрела и не находила слов, впервые в жизни не решаясь бросить поверженного противника умирать, хотя в голове крутились мысли о том, что это и есть самый закономерный итог всей их долгой истории. Она была вполне готовой к тому, что хрупкий мир между деревнями в конечном счете окажется разрушен, и они с Нара встанут по разные стороны баррикад. Но не к тому, что он умрет в первый же день войны, в родном лесу, среди грязи и луж, от рук ее родного брата, хотя как раз в последнем сомневаться как раз и не приходилось (он же всегда ненавидел его).

Она не может этого позволить. Голос разума твердил ей (и не только он), что им с Канкуро надо двигаться дальше, что преследование, вероятно, все еще продолжается, а они нужны Суне, нужны их брату. Что это ее первоочередной долг, как шиноби, вернуться в родную деревню во что бы то ни стало, уберечь секреты, сохранить себя как боевую единицу. А Нара сейчас – несомненно, балласт, и  Канкуро, должно быть, просто взбесится, стоит ей только заикнуться о том, что они должны его спасти. Но что насчет нее? Насчет ее чувств? Ее личной совести и чести? В желании сохранить жизнь Шикамару - Темари вспомнила даже о том, что у нормального шиноби атрофировано с детства. Ежась под дождем в прострации, пряма, словно палка, она молчит долгие секунды, оцепенев. Возможно, ее мысли и чувства путают остатки яда в воздухе (противоядие спасает от летального влияния токсина). Иначе, могла ли она в здравом уме принять такое эгоистичное и во многом бессмысленное решение? Ее ладони сжались в кулаки.

− Мы должны взять его с собой, - ее голос все такой же глухой и дрожащий. Возможно, это просто от слабости и боли от удара по тенкетсу, пронесшегося по всему ее телу подобно удару молнии. А вовсе не от подкашивающего ноги страха и отчаяния.

− У тебя ведь еще осталось противоядие? Дай его, -  она деревянно поворачивает голову к Канкуро, и мука надежды проступает на мертвенно-бледном лице. Нара у ее ног снова заходится в рваном, спазматическом кашле, силясь то ли сделать полноценный вздох, то ли выплюнуть свои легкие, и Темари чувствует, как сдавливает ее непритворный ужас. Не осознавая порыва, она тут же оказывается на земле рядом  с ним, веер тяжело шлепается в грязь, обдавая всех участников сцены очередной мутной волной воды. Ее руки, изуродованные алыми точками прорыва чакры, как накануне, тянутся к Шикамару, перехватывают под затылок и спину, вынуждая приподняться и привалиться к ее коленям. Опустив голову вниз, она смотрит в его лицо и вяло удивляется, как это она впервые видит его с распущенными волосами. Они меняют его облик почти до неузнаваемости, на бледнеющем лице проступают синие вены, а глаза начинают опасно западать, знаменуя нехорошее. Кровь расчертила размытые дорожки из уголков губ, грудь дергается в рваных, коротких вздохах, распахнутый жилет (ох нет, разрезанный!) открывает едва оцарапанную грудную клетку с отливающим сизым тонким, словно лезвием нанесённым, порезом. Куноичи закусывает губу, заставляя себя остаться неподвижной, хотя так хотелось посмотреть брату в  глаза. Канкуро всегда ненавидел Коноху и уж наверняка Нара тоже. Он это специально, чтобы досадить ей? Впрочем, она быстро выкидывает эту опасную мысль из головы, сейчас это не важно. Была честная битва, и Шикамару обманул ее, Хьюга обманул. Не стоило приходить сюда, Нара. Только не для того, чтобы убить ее брата, капитана внутренней безопасности, пока он еще в зоне досягаемости сил Конохи.

Не стоило вообще все это начинать.

Рядом поскрипывают шарнирами куклы брата, выводя Темари из задумчивости, она не шевелится, понимая, что мягко говоря, ее просьба не слишком адекватна, и старается исправится, найти причину, достаточную для Канкуро.

−Ты сам знаешь, если доставить его живым, он сможет пригодиться нам, как источник секретных сведений, - после продолжительного молчания она вдруг начинает торопиться, пытаться убедить Канкуро в том, что ей нужно. Просто выше ее сил сейчас встать и бросить коноховца вот так умирать в одиночестве здесь. Это невозможно, нет, нет и нет. И плевать, что по следу могут прийти другие преследователи. Всеми правдами и неправдами она должна добиться своего.

− Нара имеет допуск ко многому, ведь он в группе аналитиков Конохи, - голос пуст, вся жизнь сейчас в темных глазах, беспорядочно бегающем взгляде по бледному лицу умирающего. Он даже умудрился сейчас поднять руку и схватить ее за ладонь, и она сжала его пальцы в ответ, из чистого сострадания и уважения. Должно быть, он против ее слов и предложения.

Не хочешь попасть в руки врага? А умереть видимо, очень хочешь.

− Ну?! – внезапно рявкает она, задрав голову и уставившись прямо на брата. Ему, ясное дело, совершенно не нравится ее идея тащить полутруп на себе аж до Суны, но куноичи сейчас мало волнует его мнение. Как и его претензии  к ней, которых наверняка скопилось просто вагон и маленькая тележка. Будет время после провести детальный анализ их ошибок на этой миссии, а пока внимательно следит за тем, как искаженный гневом Канкуро наклоняется, запихивает Шикамару в рот свое противоядие, и никак не реагирует на эту его резкость и грубость. Просто запоминает, предпочитая никак не омрачать и без того сложные отношения и ситуацию. Она и так вынудила его перешагнуть через принципы ради пленного.

− Прекрасно, - бормочет она сквозь зубы, без какой-либо злости, просто чувствуя облегчение от того, что лекарство уже действует и Шикамару не откинется прямо на ее руках. Она самостоятельно поднимает его с земли, закидывая на плечо и придерживая за руки – на помощь кукловода не рассчитывает, ведь это ее идея, тащить на себе Шикамару, а значит, она должна как минимум начать первой. Слыша хриплое, частое дыхание у себя за спиной, куноичи отправляется в путь. В конце концов, они успели до этой стычки преодолеть значительное расстояние.


Суна встречает их мягким закатным солнцем, ровными грядами дюн по пути и группой встречающих шиноби, заметно повеселевшей при их виде. Должно быть, их ждали с большим волнением. Не желая терять драгоценного времени Темари приказывает двигаться в сторону госпиталя, если надо, притащив из постелей самых лучших медиков. Нара продержался весь путь, что вселяло в нее добрые надежды, но без срочной помощи ему не выдюжить.

I die...

I'm bleeding, I die...

Отредактировано Temari (Понедельник, 6 июля, 2015г. 00:05)

+1

22

[NIC]Kankurou[/NIC]
[STA]|Liar|[/STA]
[AVA]http://sg.uploads.ru/t/jl5Zv.gif[/AVA]
[SGN]Я Вас имел. И Вас. И Вас. И Вас имел я много раз. А Вы не стойте за углом, я поимею Вас потом[/SGN]

Стоя на мосту
Внезапно понял я
Что влюблен не в ту
И любят не меня ©

Тяжело, с видимым усилием и сопротивлением маятник начал свое движение, отсчитывая последние часы до того как эта ложь должна была подойти к концу.
По лицу Канкуро ручьями текла  вода – он шумно дышал, отфыркиваясь и рывком головы стряхивая с себя капли. Весь костюм был пропитан потом и пресным дождем, и оттого становился все тяжелее и тяжелей. Капюшон сбился куда-то набок, обнажая взъерошенную темную шевелюру. Капитан ухмыльнулся, и лениво повел  пятерней по мокрым прядям, откидывая их назад, так, чтобы поверженный Нара мог лицезреть во всей красе нарисованную маску Смерти на лице кукловода. Фиолетовые ровные линии ничуть не пострадали от дождя, напротив они словно лучились глянцевым светом под косыми линиями.
Теневод захрипел, дрожащими руками царапая себе горло и ключицы, выгибаясь и спутывая длинные растрёпанные волосы в единый комок – Канкуро хмыкнул и опустился на одно колено, отводя назад руку с зажатым в ней лезвием. Всего один удара – между глаз – и все будет кончено.
- Признаться я удивлен. Они же называли тебя гением. Уникальным шиноби, которого невозможно заменить, и что в итоге, - капитан глубоко вдыхает мокрый воздух вместе с остатками аэрозольного яда, привычно пощипывающего гортань. Сталь подрагивает, марионетки нетерпеливо надвигаются все ближе, сужая круг и зловеще таращась на поверженного коноховца неживым глазами, - как же легко будет поставить на колени Коноху, если все гении в ней подобны тебе.
Нара выгибается, кидая безумный взгляд куда-то в сторону, словно ищет кого-то. Хьюга? Канкуро щерится, понимая, чьего именно присутствия так жаждет парень, и подается вперед, почти вплотную. Не стоило так много болтать.
Маятник набирает скорость, раскачиваясь, и грозя снести голову любому, кто по глупости решит пройти под ним.
Она врывается в круг марионеток со скоростью ветра, вставая между палачом и его жертвой.
- Прочь! – он не успел перестроиться на более мирный тон, и рука неосознанно дергается вперед, чтобы убрать с пути это досадное препятствие. Откинуть… или прижать к себе, делая последние минуты теневода еще мучительнее от осознания проигрыша по всем фронтам. Но… Канкуро не верит своим ушам, взирая на сестру,  и медленно повторяет за ней, - взять его с собой? Какого хрена…
− У тебя ведь еще осталось противоядие? Дай его!
- Темари! – рычит капитан, и марионетки вторят недовольным скрипом. Карасу горестно всплескивает руками, мол – как ты до такого вообще додумалась? – Не забывай на чьей ты стороне!
Разве будет она его слушать? И в тот момент когда девушка так порывисто оказывается рядом с коноховцев, в неприкрытой заботе о нем. В настоящем ужасе от того что может потерять того, кто ей так дорог. Именно в этот момент Канкуро слышит лязг цепей в тюремной камере, и больное осознание выжигает в груди дыру размером с космос.
Он не успевает пригнуть голову, и маятник разбивает ее словно старую, гнилую тыкву.
В сердце воткнули прут
Мозг убил я сам
Над головой салют
И черные паруса ©

Кто это сказал – чувство это не оправдывающее себя бремя? Капитан не знал. Но теперь, понимая насколько ничтожным и смешным он был все это время, восприятие фразы давалось особенно легко. Насколько проще было марионеткам, что механически выполняли свою работу, не ощущая при этом ничего.
С отчаянным рвением. С непозволительной решительностью, он хотел быть единственным, на кого она смотрела бы с такой нежностью. Но на руках Темари заходится кашлем другой, и Канкуро при всем своем желании не вырвет из сердца девушки эту погибельную привязанность.
Сердце…
Глупый орган, что сейчас стал размером с целую планету и давит на ребра, желая сломать их и разорвать плоть. Это мертвая планета, на ней за секунду не стало жизни – шиноби порывисто сминает в кулак ткань формы в районе груди, словно желая вырвать из себя этот источник непередаваемой боли. В его голове смешались все эмоции – стыд, отчаянье, жалость к самому себе, осознание себя непонятым. Нелюбимым.
Как объяснить, что значит быть отвергнутым? Хотя, он никогда и не произносил признание, довольствуясь лишь правом находится рядом с ней. Но, сейчас глядя в пустые, потемневшие от страха за жизнь теневода глаза сестры, Канкуро так четко и ясно понял – у него никогда не было даже призрачно тени шанса.
Больно. Лучше бы еще раз цепи и катон. А руки тем временем совершают механические движения – он достает из подсумка капсулу с антидотом, повинуясь резкому выкрику Темари, хотя до этого вообще отказывался воспринимать все, что она говорит. Грубые рывки по отношение к Нара, кажется, капитан отбил ему кусочек зуба, когда заталкивал в глотку пилюлю.
Неприкосновенная персона. Потому что защищена полукругом ее рук – границу, которую Канкуро никогда не посеет перейти.
Лучше бы не было эмоций и чувств вообще.
Пока куноичи взгромождает на себя этот мешок с костями, кукловод отзывает прочь свои марионетки. По щекам Карасу текут струйки дождя, делая неживой взгляд почти осмысленным. Почти сострадающим – шиноби стирает с деревянного лица влагу, и лишь на секунду закрывает глаза, позволяя себе эту слабость. Гримаса отчаянья и полного поражения никак не идут Маске Смерти.
Он представляет, что эти капли дождя его непролитые, никому не нужные слезы. Да и сам он никому не нужен теперь. Проклятый капитан Суны. Марионетка в руках Гаары. Карасу кивает головой и с тихим хлопком исчезает в недрах свитка – Канкуро смотрит на белый пергамент с неким трепетом. Да, этот то, что нужно. Убежище. Каркас для него самого. Прочный, деревянный футляр, который отразит лишь суть умений, и отринет ненужные ожидания, переживания и ощущения.
Марионетке не присущи чувства.
И сердце ей не нужно, это лишь очередная брешь, которая может дать сбой и привести к нелепым, слабохарактерным поступкам. А Канкуро больше не хочет быть слабым или уязвимым.
Его каркас будет безупречен.
Снаружи к тридцати
Внутри меня минус пять ©

Палящее солнце пустыни выжигает дотла какое-либо желание разговаривать. Лишь раз парень коротким, отрывистым голосом останавливает процессию, и почти силой отнимает у Темари ее драгоценную ношу.  Она цепляется за одежду, оглаживает ладонями бледное, заострившееся лицо и так трепетно помогает устроить Шикамару поудобнее на закорках Канкуро, что тому на миг хочется завыть. Тяжесть и лихорадочный жар чужого тела не вносят комфорта в дальнейшее путешествие, к тому же у Нара иногда начинаются мутные всплески сознания, и тогда в забытье он начинает шептать на ухо кукловоду одно единственное имя.
Темари.
Привычная жара вокруг, непривычный холод там, где мерно стучит сердце.
Темари.
Он столько лет позволял этому гнилому сорняку чувств цвести внутри себя. Настал черед вырвать его с корнем.
Темари.
Находясь на грани помешательства, капитан счастлив увидеть встречающий их патруль и сдать им на руки теневода, который вновь начал метаться в лихорадочном бреду. Она тут же дает распоряжение доставить коноховца в госпиталь и спешит следом.
- Темари, - шепчет он искусанными, обветренными губами и, усмехнувшись, закрывает лицо рукой.
Маятник замедляет свой ход, по мере того как его начинает окутывать тонкая пелена льда.


В кабинете непривычно прохладно и тихо. И потому каждый из присутствующих слышит тяжелый шаг форменных берцев, разносящийся по коридору.
- Капитан айнзацгруппы полиции безопасности Сунагакуре, - нервно докладывает секретарь и спешно ретируется в сторону, давая дорогу вошедшему молодому мужчине.
- С возвращением, - мерный голос, словно сыпящийся мягкий песок, окутывает вошедшего. Казекаге с крохотной толикой любопытства рассматривает своего брата, пытаясь угадать, что же в нем поменялось за те несколько дней отсутствия, - я слышал вы привели с собой гостя из Конохи.
- Так и есть, - капитан стоит по стойке смирно, глядя куда-то сквозь лоб Гаары стеклянным взглядом, - поболтать тебе с ним правда не удастся.
Гойдайме пренебрежительно взмахивает рукой, будто бы отводя от себя невидимую вуаль.
- Важно сейчас другое, Канкуро. Мне нужен боец на поле боя. Не пыточных дел мастер, и не тот кто караулит сепаратистов ночью в их же спальне, - медленно, с видимым удовольствием правитель Суны надевает головной убор Казекаге, и едва заметно склоняет его чуть вбок, - достойные приемник, скажем.
Взгляд в сторону кресла, где притаилась треть участница разговора. В этот раз она даже не пытается притвориться мертвой – жадно ловит каждое слово, разминая пальцы на руках. Канкуро следит за этими движениями, неосознанно начиная их повторять. Чие-баа-сама морщится и придирчиво изучает стоящего рядом шиноби. От нее сквозит презрением, но все оно разбивается о новенькую броню отчужденности капитана.
- Я готов.

Госпиталь встречает его стерильной чистотой, запахом хлорки и поникшей фигуркой сестры напротив дверей реанимации. Ждет, верная своей непроизнесенной клятве, и этот образ раздражает Канкуро. Он бы даже шага не сделал в сторону больницы, но тут как на базаре – товар надо забирать пораньше, пока свежий.
Достаточное время в молчании не облегчает ситуации. Она не хочет говорить. Он даже и не пытается. Каждый из них замер в удобной позе, выбрав точку для фокусирование взгляда и отвлекаясь от нее лишь когда из операционной доносится звон скальпелей.
Доктор появляется в дверях белой тенью, отирая руки о тряпку и устало выдыхая – Канкуро ж смотрит за его спину…
Маятник едва колеблется, сопротивляясь той толще льда, что обрастает вокруг него.
- Темари-сама, мне очень жаль…
Медсестра одним рваным движением накидывает на лежащее неподвижное тело белую простыню, полностью скрывая почившего от чужих глаз.
- Какая неприятность! – громко заявляет Канкуро и, хлопнув себя ладонями по коленям, встает с насиженного места. Он равнодушно косится на сестру, и едва сдерживает зевок, - хочешь, сделаю для тебя его маленькую, деревянную копию? На память.
Словно в последние секунды агонии, не в силах противостоять прописанному сценарию и отливая теперь голубоватым блеском, маятник застывает ледяной статуей во славу всех лжецов, что дожил до конца пьесы.
Боже, дай мне знак
Как убить ту тварь, что во мне сидит ©

Отредактировано Mitarashi Anko (Суббота, 11 июля, 2015г. 04:00)

+1

23

[NIC]Temari[/NIC]

[STA]This is where it starts
This is where it will end[/STA]

[AVA]http://6.firepic.org/6/images/2015-07/06/j4dqh7kcadpc.jpg[/AVA]

You know the games I play
And the words I say,
When I want my own way!

You know the lies I tell,
When you've gone through hell
And I say I can't stay

Все слилось в единый туман, бесконечный кошмар, наполненный льющейся с небес водой, мучительным хриплым дыханием возле уха и тяжестью обессиленного тела на плечах. Сколько они двигались так, остервенело торопясь, не делая длительных остановок ради призрачной надежды успеть? Темари в каждом мгновении промедления чудится приговор, а движение – спасение. Если очень-очень постараться, то получится, так? И Темари старалась, тратя всю себя ради Нара, совершенно перестав пытаться держать лицо перед братом, выглядеть благопристойно, а не без пяти минут предателем всей их жизни и деревни. Чем тяжелее и реже становилось мучительное дыхание Шикамару, тем хуже становилось самой куноичи, мысли выгорали, исчезали, самообладание трещало по швам. Они должны успеть.

Долгие полтора часа под дверью реанимации, а она все еще на что-то рассчитывает. Передышка дает ей время оглянуться по сторонам и увидеть себя в отражении чужих глаз. Загнанная, бледная и неприлично сильно переживающая за врага. Доверенное лицо Казекаге, его родная плоть и кровь – полностью во власти неадекватного ситуации отчаяния. Это оказалось… унизительным открытием.  Она видит, какие сочувствующие и одновременно любопытно-ехидные взгляды на нее кидает персонал госпиталя, полагая, что ей совершенно не до того, что происходит вокруг. Ей даже приносят стакан жидкости с крепким вяжущим запахом, впихивают в ладони, заботливо заглядывая в глаза и уговаривая хотя бы пригубить. Ее передергивает от чужой жалости и злорадства, которое ей чудится теперь в каждом изгибе губ, и в попытке защититься, сохранить лицо, вернуть прежнюю маску горделивого спокойствия, она выпрямляется, благодарит и даже сжимает стакан в ладони, и не думая подносить к лицу. Только сейчас ей приходит в голову мысль, что родная деревня не факт что действительно приложит все усилия ради чужестранца. По сути, то, что его вообще сейчас пытаются спасти заслуга исключительно ее звания и близости к Казекаге. Но ведь Гаара не отдавал приказа… Как бы после ее не увели под белые руки да для беседы с капитаном внутренней безопасности, у которого будет, что ей предъявить. Родина может.

Канкуро появляется в приемной совершенно неожиданно, но Темари даже не вздрагивает, ее нервная система и так переживала большой шок, и теперь тело само по себе отходит от высокого напряжения, сотрясая всю ее в крупной дрожи. Они едва ли обмениваются холодными взглядами и с легкостью делают вид, будто в комнате никого нет. Ровно до того момента, как двойные двери реанимации не распахиваются и врач с изможденным лицом не отрывает рот, произнося неотвратимый вердикт. В первые мгновения Темари кажется, что она все прослушала, поднимаясь со своего места и глядя на медика испытующим взглядом. И только секундами позже, по сочувствующему выражения лица понимает, что именно было сказано. Слова повторяются в памяти, она сжимает пальцами стакан так сильно, что даже расплескивает немного лекарства. Врач отводит глаза, и куноичи ясно и четко слышит наглые, вызывающие нотки в голосе Канкуро.

Как он смеет.

Ярость просыпается мгновенно. Если подумать, она всегда была в ней, просто затаилась глубоко внутри, пока снаружи бушевал шторм страха и отчаяния. До этого момента ей просто некогда было искать виновного, но сейчас, когда ситуация пришла к логичному концу, куноичи перемкнуло. В отличие от брата, она не смотрела в палату, потому что вдруг яснее ясного поняла, кто именно виноват в том, что произошло. И кто именно позволяет себе издевки над ней.

You know how hard it can be
To keep believing in me
When everything and everyone
Becomes my enemy and when

There's nothing more you can do,
I'm gonna blame it on you

Родной брат.
Опора в худшие годы их жизни.
Предатель и убийца всего, что могло бы принести ей счастье.

− Не смей насмехаться! – «…надо мной!» - задыхаясь от неистовой, клокочащей злости шипит Темари, без замаха резко дергая рукой. Ее бросок подобен выстрелу – никто даже ничего не заметил, пока снаряд не врезался в стену рядом с лицом кукловода, взрываясь мелкими осколками и остро-пахнущей сердечным средством жидкостью. Куноичи бьет крупная дрожь, она изо всех сил вцепилась в край стола, тяжело опираясь на него и не сводя глаз с ненавистной физиономии Канкуро. Как он смеет сейчас так вести себя? Как он вообще может бить ей по больному, ведь он же все понял, понял!

Почему он так поступает с ней?

− Я знаю, зачем ты здесь, - словно яд, выплевывает она, игнорируя испуганный визг медсестер и растерянное «Темари-сама!» медика, она еще пожалеет об этой вспышке. Отталкивается от своей опоры и быстрым, стелящимся шагом входит в палату, опережая брата. Быть может, она и не успела отдохнуть после почти суточного волока на себе мертвым грузом висящего Шикамару, сейчас ее силы подпитывала неукротимая ярость. Словно последнее, что она может для него сделать – это защитить тело, как кошка своих котят.

Смешна сама по себе ситуация, когда тебя приходится защищать подобным образом, - думает она, сдергивая с покойного ткань и глядя в безжизненное лицо. Пальцы импульсивно стискивают чужое предплечье – кости под ними скрипят осколками – а она и думать забыла, что у него были травмы до их встречи в лесу. Чувствуя, как в затылке начинает расти тяжесть, она внимательно оглядывает Нара, пробегается взглядом по испачканной кровью кислородной маске, по исколотым рукам в поисках годных вен, по темнеющим синякам на ребрам (та старая травма), по капельной системе, в которой застыла чья-то кровь и все еще стоящим катетерам. Сделали ли они действительно ВСЕ возможное для него? Темари не знала, как это проверить, все, что она могла увидеть за один беглый взгляд, навсегда запечатлелось в ее памяти. А потом ей приходится развернуться к зашедшему следом Канкуро.

− Ты опоздал, тайе, - у Темари злая усмешка на кривящихся губах и темные, пустые глаза, в которых умерли последние искры счастья. И она, конечно же, не знает, какое действительно было задание у Канкуро, полагая, что оно лишь в том, чтобы добить «пленного». – Эти душегубы и без тебя справились, - она кидает быстрый, обвиняющий взгляд на маячащего за плечом брата медика, - Не попируешь, ворон.

А в глазах предательски темнеет, она подается назад, ощущая стремительно нарастающую слабость в коленях. Врезается бедром в операционный стол, бросает беглый взгляд на, по этому случаю, шелохнувшееся тело и тяжело сглатывает. Мертв-мертв-мертв! Мертвее некуда.

− Должно быть, теперь ты в полном восторге, а? – несмотря на появившуюся ноющую тяжесть в груди, она  не может замолчать, просто выходя из себя от одного вида кукловода. Теперь она все ему припомнит. И не простит ничего.

It's not the way I want to be.
I only hope that in the end you will see

Она не видит, как врач и медсестра обмениваются взглядами и последняя осторожно приближается Темари со спины, обходя стол с телом. Темари сама еще не понимает, что вот-вот рухнет в обморок и из последний сил кидает обвинения брату, видя в этом хоть какую-то отдушину накатывающей боли. Когда же это случается, им удается подхватить ее прежде, чем она действительно падает.

− Ох, Тама-сенсей, кажется, у Темари-сама жар, - ошарашенно произносит медсестра и с этого момента куноичи остается в госпитале два месяца, первую неделю которых в тяжком забытии сильнейшей лихорадки.  По истечении второй ее навестили и сам Казекаге, и Баки, и несколько мастеров дознания, желающих знать причины ее подозрительного поведения накануне болезни. Похудев и осунувшись, Темари казалась неживой, полусидя в своей постели с неизменной кислородной маской на лице – жуткая погода в Конохе и сопутствующие стресс-факторы спровоцировали пневмонию, выключив ее из жизни Суны на эти два бесконечных месяца. Ее почти никто не навещал – друзей как таковых и не случилось завести, несмотря на все успехи в ратном деле и в целом доброжелательном характере, а единственным близким, родным людям было плевать на нее. И уж об этом она не жалела нисколько. Она не хотела их видеть, ни одного, ни второго. Особенно второго.


But you were never able
To keep me breathing
As the water rises up again
Before I slip away

С выписки прошло всего полдня, а она уже обивает порог Резиденции, надеясь попасть к Казекаге по совершенно нелепому для последнего вопросу. Она долго обдумывала это и лишь прочнее уверилась в верности принятого решения. Она не могла и не желала больше жить с братьями под одной крышей, и если бы медики не запретили ей миссии еще течении полугода, она непременно постаралась слинять прочь из Суны. Война с Конохой после бурного начала, уже начинала тихо сходить на нет, не потому что силы оказались равны, а из-за тотального разгрома Листа и спадания куража захватчиков на нет. И пока Старейшины осаждают Хокаге с требованием начать переговоры, Суна довольно греется в своих песках под солнцем, ожидая белого флага и караваны откупных. Темари не хотела иметь ничего общего с этой войной, и по всем показаниям была отстранена от фронта, благо тот и не нуждался в каждом более-менее сильном шиноби. Тем более, в ней, весьма подозрительной по психологическому профилю.

− Я их видел, говорю тебе! Они просто невероятны! Способны заменить десяток обычных, а то и  больше! Благодаря этому у нас почти и не было потерь. А яд! Клянусь, я глазам своим не поверил, когда от одной бомбочки лег отряд! – мимо нее, скромно стоящей в тени коридора, прошла группа генинов, бурно обсуждающих вести с полей после доклада Казекаге. О чем они говорят Темари не поняла. Что ж, ее очередь.
Официальный стук в дверь, и тихий, шелестящий голос приглашает ее зайти. Секретарь, собирающий в большую кипу документы со стола, кидает на нее обеспокоенный взгляд и устало представляет, торопясь завершить свое занятие поскорее и убраться прочь. 

−Темари? В чем дело? – Гаара чуть меняет позу в кресле, бросает косой взгляд на помощника и тот, будто его ужалили, выметается за дверь, не успев поправить вываливающиеся документы из рук. Темари смирно замирает перед младший братом и чуть кашляет, прикрывая рот ладонью. У нее были дурные предчувствия на этот разговор, но отступать поздно.

− Все еще не здорова, - констатирует Казекаге и нехорошо хмурится, его раздражают чужие слабости и особенно тех, кто уже и так без толку лечится прорву времени, − Похоже на саботаж, - роняет он легко и смотрит своим мертвым взглядом ей в лицо, − Чего ты хочешь?
− Я, - голос хрипит, не от волнения, а снова от простуды, − …сделала запрос на выделение мне отдельного жилья, - единым потоком выпаливает она и ждет, чувствуя, как леденеет под взглядом джинчуурики. Гаара прикрывает глаза, разрывая зрительный контакт и чуть слышно выдыхает:
− Отклонено. Ты под домашним арестом.
Темари молча смотрела, как его губы расплываются в злой усмешке.
− И всем будет лучше, если присматривать за тобой будет твоя любимая семья, верно? – от угрозы в голосе брата у нее снова запершило в горле, она закашлялась и, не переставая кашлять, развернулась и вышла из кабинета, наплевав на церемонии. 


Домой она шла резким, нервным шагом, не зная, чего ей хочется больше – дать волю непрошеным слезам (почему ее никто не хочет оставить в покое?!) или устроить трепку первому попавшемуся. Рывком распахнула дверь, ворвалась внутрь маленьким торнадо, о она знала, кто устроил ей эту пакость, сам того, возможно, не ведая, исключительно искусства ради! Промчавшись и не обнаружив Канкуро на обычных местах, она с треском распахнула дверь в его мастерскую, с порога начав атаку:

− Ты!! Ты видимо, просто жить не можешь без того, чтобы не испортить мне жизнь! Что ты сказал Гааре, что он посадил меня под домашний арест, словно я в чем-то виновна, ты, проклятый предатель! – запал резко пропал, как и воздух в легких, стоило ей как следует сфокусировать взгляд на фигуре под желтой лампой.
Черные глаза, чуть прикрытые веками, высокий конский хвост из жестких, неряшливо торчащих волос на затылке, распахнутый зеленый жилет и порез на груди, тонкая вишневая полоска. До боли знакомое лицо, гладкое и ровное, как в былые дни – ни следа черных запавших глазниц, заострившихся скул и синих вен, просвечивающих сквозь словно бумажную кожу,  преследующее ее по ночам в кошмарах.

Сердце остановилось и стало вмиг так больно, что куноичи схватила в кулак ткань своего косодэ, покачнувшись от шока. Это был он. Нара Шикамару. На подставке, без ног и с одной полностью собранной рукой. Он смотрел на нее пустыми глазами марионетки и пол под ее ногами поплыл.

− Не может быть...За что ты меня так ненавидишь?

It's the Opheliac in me

Отредактировано Temari (Суббота, 11 июля, 2015г. 01:49)

+2

24

[NIC]Kankurou[/NIC]
[STA]|Liar|[/STA]
[AVA]http://sg.uploads.ru/t/jl5Zv.gif[/AVA]
[SGN]Я Вас имел. И Вас. И Вас. И Вас имел я много раз. А Вы не стойте за углом, я поимею Вас потом[/SGN]

...раз, и два, и тысячи раз
губы считают удары плетей ©

Белое покрывало взметнулось испуганной птицей обнажая мертвеца, и, Канкуро шагнул внутрь реанимационной на ходу смахивая с плеч и щеки остро пахнущую жидкость из разбитого стакана. Как же она ошибалась сейчас – пир для воронов был лишь впереди, кукловода так и тянуло провести пальцами по холодному материалу, чтобы понять в какой фазе трупное окоченение. Темари лучше уйти отсюда немедленно, потому как промедление чревато скорыми разложениями, а это скажется на качестве будущей марионетки.
Капитан скользнул взглядом по лицу сестры и глубоко, наигранно вздохнул, примеряя роль заботливого брата. Когда-то он и правда был им, но… сейчас их с куноичи разделяла целая пропасть наполненная сломанными куклами, разбитыми надежами и скорбными тенями.
- Ничего не исправишь уже - все случилось согласно законам военного времени, - терпеливо, словно разговаривая с расстроенным ребенком сломавшим свою игрушку, проговорил парень и даже сделал пару шагов в сторону девушки. Та отшатнулась, не желая принимать подобный знак  проявления заботы, - И потому, Темари возьми себя в руки и вспомни, кто ты есть на самом деле.
А в глазах застыл вопрос – разве это я убил его? Глупец помчался следом за пустынниками в надежде вернуть лишь одного человека, и поплатился за свою самодеятельность. Он несколько раз лез на рожон, начиная с того момента когда в первый раз посмотрел на ту, что не должна была ему принадлежать априори. Гнусная история, и кем они себя возомнили? Канкуро смотрит как лихорадочно пылают румянцем щеки Темари. Несчастные влюбленные, которые не смогли соединиться в жизни земной – черта с два. Капитан щелкает пальцами, привлекая внимание докторов.
- Позволь Тама-сану помочь тебе, - он опять изучающе вглядывается в белое лицо сестра, игнорируя всех остальных. Игнорируя даже тот факт, что ее пальцы запутались в растрепанных прядях покойного. С трудом сдерживает порыв скальпировать Нара, и только лишь потому что материал должен быть годным, - что бы ты сейчас не говорила, твое здоровье останется для меня превыше всего, - так легко играть в благородство, при этом отсекая для куноичи все пути бегства. Он самолично поджигает мосты, и в ярком, гудящем пламени видит, как вместе с ними сгорает любой шанс на налаживание отношений. Что ж – шаг сознательный. Канкуро почти отворачивается прочь, намереваясь покинуть помещение, когда понимает, что для окончания разговора не хватает одного штриха, - мы…, - нет никакого «мы», оно разделилось на три составные части, и лишь слегка прихвачено по шву белой, суровой ниткой, - же семья.
Он улыбается. Нет. Растягивает губы, неестественно, почти жутко, словно еще чуть-чуть и они порвутся в уголках, и выходит прочь, тяжело громыхая берцами по полу, так что в металлической ванночки подпрыгивает крошечной скальпель  запачканный кровью.

За все время ее болезни, он лишь раз придет в больницу. Накануне сложно миссии, уставший и совершенно растерянный. Без привычной боевой раскраски, в обычной толстовке – дежурная медсестра даже не узнает брата Казекаге по началу, и лишь потом разглядит знакомые черты. Но, он уже пройдет мимо поста, непривычно тихий и погруженный в свои мысли. Застынет у двери и не решится войти.
- Канкуро-сама…?
Ласковый голос нянечки сквозь пелену сна пробудит какие-то теплые воспоминания. Волос коснется чужая рука, и он неосознанно потянется следом за этой неожиданной лаской. Первой за долгое-долгое время.
- Канкуро-сама, вставайте с пола. Пойдемте, отдохнете в соседней палате. Еще есть время.
Да, у него есть еще время, совсем чуть-чуть, но все он использует на максимум. Белые простыни пахнут хлоркой и чем-то еще резким, химическим. Он лежит на спине закинул руки за голову, и представляет себе Темари, что находится по другую сторону стены. Чем пахнут ее простыни? Видит ли она кошмары по ночам? Есть ли у нее время…?
И все же, возвращаясь к вопросу на сущему – разве это он его убил?
Демон с левого плеча упрямо кивает головой, и Канкуро склонен принять эту данность. Более того, он осознает, что убил бы Нара еще раз. И тем двояк процесс превращения теневода в полноценную марионетку.
На рассвете ему кажется, что из соседней палаты слышатся шаркающие шаги, словно кто-то очень слабый, но настойчивый хочет поймать первые лучи рассвета. Капитан поворачивает голову в сторону окна, тоже ожидая, когда на стекле заиграют блики, предвещающие новый день.
Пусть хотя бы этот момент их объединит, ведь осталось так мало точек соприкосновения. Прикосновения. Непозволительная роскошь теперь – он растирает подушечки пальцев, и даже сейчас, спустя годы и события, ощущает на них приятную мягкость ее кожи.
Страшно признаться, но сейчас, он отдал бы многое, чтобы опять оказаться в той камере.


Спустя полтора месяца.
- Два часа от границы. Ино, мы ушли слишком далеко. Еще чуть-чуть и можем натолкнуться на патруль.
- Плевать.

Блондинка упрямо стискивает зубы и лишь ускоряет бег, словно стремится одним прыжком оказаться вне густого подлеска, по которому передвигается малочисленный конохский отряд. Вообще, их цель это разведка, и уничтожение потенциальных диверсантов, но каждый подсознательно ищет следы пропавшего полтора месяца назад товарища.
Все указывало на то, что Шикамара Нара ушел в самоволку. Дезертировал. Бросился по следу песчанной куноичи, и пропал. Для Конохи он уже стал предателем и нукенином, посредником вражески настроенной Суны, но не все могли смириться с этим фактом.
Чоджи резко остановился на широкой ветке и глубоко выдохнул – бег его утомил, да и неплохо было бы перекусить. Они итак за всей этой разведкой пропустили второй завтрак. Шиноби недовольно воззрился в спину Яманака, которая одинокой, пугливой птицей продолжала путь дальше. Девушка правда быстро сдулась, отойдя от отряда всего на десять шагов –на глаза вновь навернулись непрошенные слезы, сдержать которые было так непросто.
Они проигрывали эту войну. Терпели сокрушительные поражения одно за другим. Теряли друзей и родных. И это было нестерпимо больно.
- Где же ты, Шикамару? – она спрятала лицо в ладонях, стараясь привести растрёпанные мысли в порядок. Как было бы проще найти хотя бы его тело. Хотя прядь волос, и больше не пребывать в этой гнетущей неизвестности. Блондинка упрямо встряхнула головой. На смену отчаянью быстро пришла злость – как мог он исчезнуть, не сказав ни слова? Разве трудно было потратить секунду для короткого сообщения, которое решило бы большинство вопросов, - никакого уважения.
- Ино!
Чоджи оказался рядом слишком внезапно, и перехватил дернувшуюся девушку выше локтя. Он знаками просил ее быть тише – Яманака нахмурилась, и прислушалась к чаще.
- Слышишь?
Мелодия. Тихая, но вполне различимая. Шиноби словно ищейки шли на звук, завороженные и напуганные. Они знали это мотив… каждый в Конохе знал его. Колыбельная для расшалившихся детей, находящихся на грани сна, но все еще упрямо сопротивляющихся ему.
Поляна, залитая солнцем, казалась сказочной. Но, куда более неожиданным была та, что сидела на поваленном дереве и ловко плела венок. Длинные, иссини волосы лениво шевелил ветер, слишком слабый для того чтобы поднять такую копну. Ино потрясенно вздохнула, кто-то из напарников рядом пробормотал невнятные слова изумления – могло ли это быть правдой?
Могла ли Хината Хьюга, давно отпетая и похороненная, так безмятежно пребывать в тени вековых хвойных и напевать родную до боли в сердце колыбельную. Тихое «Кай» не изменило ситуации, и в душе Ино затеплился огонек надежды.
Отряд замер на одном месте, пребывая в ступоре от увиденного зрелища, и завороженный звучащим, мелодичным голосом Хьюга. Но, если бы они были всего на шаг ближе, то услышали бы механические, неестественные нотки в мелодии. И возможно увидели тонкие нити, тянущиеся от тела девушки. Но, рядом с ними не было гения, что заподозрил бы подобные мелочи.
Не заметили коноховцы, и то, что их окружили…

...их плоть развеет над океаном,
их тела станут новыми телами ©

В мастерской было душно – Канкуро оттянул воротник форменной, рабочей робы и глубоко вздохнул, рассматривая лежащую перед ним на столе наполовину готовую марионетку. Что ж, его «первенец» был вполне сносный в плане техники и исполнения, по крайней мере Чие-баа-сама уже не кляла кукловода во все корки, утверждая, что руки у него растут из самой глубины пятой точки.
Капитан задумчиво почесал затылок, и был вынужден признать, что старуха-то права. Особенно если вспомнить начальный, подготовительный процесс и стадии очищения тела от внутренностей. Комната была залита кровью, но какое же удовольствие доставляло держать в руках сердце этого выродка. Канкуро усмехнулся, и провернул в руке тонкую стамеску, почти любовно касаясь ей тела куклы. Прежнего отвращения словно и не бывало, тот, кто лежал перед ним не был Шикамару Нара, теперь это орудие, созданное руками кукловода. Да и потом, разве может отец ненавидеть свое создание – легкое, ласкающее движение по скулам кукольного лица.
И все же в помещении было чертовски душно – он едва подумал о том, чтобы приоткрыть дверь, как та сама ударилась о стену под напором незваного  и неожиданного гостя.
- Темари! – он был искренне рад ее видеть. Лицо парня озарилось улыбкой, он даже распахнул руки для объятия, но сестра как-то быстро сникла, увидев - кто именно лежит на столе. Ошибочно было принимать подобный интерес за признания его талантов, но шиноби был так горд своей работой, что перестал замечать очевидные вещи. Или не хотел их видеть, - я хотел тебе показать, когда он будет готов, но раз ты пришла сама…
Он крутанулся на месте, не зная, что же ему делать – сестра заметно побледнела, комкая одежду, и это поведение было непонятно Канкуро. Что ее так напугало? Она же должна была смириться со смертью коноховца.
− Не может быть...За что ты меня так ненавидишь?
Слова словно пощёчины. Кукловод замер на месте, изумленно глядя на девушку – о чем она? Как она могла такое подумать, ведь Канкуро почти два месяца старался не тревожить ее покой и реже попадаться на глаза. И он действительно был рад, когда она пришла сама в мастерскую. Безумный, осоловевший взгляд скользнул по марионетки и мысли, до того момента игравшие в чехарду, выстроились в простую цепочку. Надо просто показать ей, что в кукле нет ничего странного. Напротив – она почти идеальна. Конечно, не образец качества, но мастеру определённо есть чем гордиться.
- Как же я могу ненавидеть? – он сгорбился, отступая назад, и открывая взору полностью весь операционный стол. Стамеска с тихим звоном выпала из рук. Кукловод скрывался в темном углу, почти смешиваясь с парой десятков деревянных манекенов-болванок, выстроившихся неровным клином. Темари неожиданно осталась лицом к лицу со своим ночным кошмаром. Марионетка медленно открыла глаза и начал приподниматься, занимая сидячие положение, и свешивая неоконченные обрубки ног вниз – нити чакры протянулись почти через всю мастерскую, опутывая и подчиняя чужой воле Нара. Он пару раз моргнул, а после приподнял руки, удивленно и рассматривая и разгибая пальцы. Неловкая улыбка скользнула по губам, он оперся ладонями о столешницу, словно хотел спрыгнуть прочь и поймал взгляд куноичи. Канкуро глубоко вздохнул, и марионетка повторила за ним, в тщетном глотке воздуха вздымая пустую грудь. Сердце кукловода билось за двоих, голова кружилась от неслыханной дерзости и его шатало. Шикамара Нара разомкнул губы, а песчаный шиноби потупил взгляд. Они сейчас были едины, словно поделили на двоих разум, чувства и стремления заключенные лишь в одной фразе, - ведь я так люблю тебя.

- Темари?! – он обеспокоенно обхватил ее за плечи, прижимая к себе, и мягко укачивая, - шшш, все в порядке, - в полутемной комнате, еще не освещенной рассветными лучами не видно встревоженного лица, но он всем своим естеством стремится защитить  девушку. Рывком головы откидывает назад длинные пряди темных волос, лезущие в глаза, и недовольно щурится, - тебе опять приснился этот кошмар?
И куда подевалась эта пресловутая меланхоличность и лень? Он раз за разом готов утешать ее, словно ребенка баюкая в объятиях, слушать сбивчивые рассказы, а после говорить, что все в порядке. Это необходимость, которую он принимает за благо, хотя другие посчитали бы подобную выходку за последнюю стадию клинического сумасшествия.
Защищать не требую ничего взамен. Уходя на миссии долго смотреть на ее спящее, умиротворенное лицо - в такие минуты она словно становится все той же девчонкой, сотканной из ветра, с позолоченными песком волосами. Та которую он полюбил когда-то, и до сих пор млеет от мысли, что может себе позволить коснуться ее губ подушечками пальцев. Аккуратно, трепетно, словно видит перед собой величайшее творение.
- Не тревожься, ведь я же рядом, - голос будто бы звучит из каждого уголка комнаты, окутывая, заключая в плотный, теплый кокон и отгораживая их двоих от всего мира, - и все так-же бесконечно…
Шепот тонет в шорохе простыней,  пении каменки-плясуньи за окном и тихого, едва слышного перестука механических шарниров.

Комната. Залита. Кровью.
Я. Занимаюсь. Любовью.

+2

25

[STA]So soft and so tragic
As a slaughterhouse[/STA]

[AVA]http://s019.radikal.ru/i621/1507/ea/cfd3fc99936b.jpg[/AVA]

Разрушатся рамки,
Исчезнут пределы,
Далекое станет
Близким.

Пол поплыл и ноги задрожали в коленях – Темари подняла резко побледневшее лицо и жадно задышала, силясь восстановить сбитое, словно ударом, дыхание, опираясь о стену. Шок от узнавания оказался слишком сильным, а она, ей-богу, еще не оправилась после болезни, несмотря на все старания ирьенинов, чтобы вот так просто, словно наяву, увидеть его. В таком жутком, оскверненном  виде. Нелепо воодушевленный, добродушно настроенный, Канкуро приглашающе распахивает объятия и что-то умиротворяюще говорит, но с каждой секундой словно исчезает из ее поля зрения, отступает на второй-третий план, растворяется во тьме. Взгляд куноичи сосредоточен только лишь на деревянном теле, на  искаженном стараниями кукольника трупе любимого человека, и в груди становилось все больнее и жарче. В какой-то момент мастерская и вовсе дрогнула, раскалываясь, идя трещинами – Темари резко зажмуривается, коротко шипит от тихой боли, словно со всего маха ей в глаза швырнули жгучий перец, но это всего лишь рвутся наружу ее невыплаканные слезы. Ей стоило этого ожидать - Гаара все обращает на пользу. А она была дурой, считая, что тело похоронили или даже вернули в Коноху. Хах. Слишком много вдохнула в себя лета и теперь безнадежно испорчена инородной наивностью.

Похоже, она так и не смогла его отпустить, потому что когда  Нара на столе шевелится, плавно садится и смотрит ей в глаза, ее всю пронизывает ностальгическая тоска и опасная, желающая несуществующего, нежная боль. Ей так хочется позволить себе обмануться, по-настоящему поверить в этот обман, забыть, что он мертв, но, несмотря на все потрясение, разум цепляется за реальность. Его нет и он мертв. Мертв-мертв-мертв, в сотнях снов она переживала это в малейших подробностях, в сотнях снов он возвращался, чтобы скончаться на ее руках от неожиданного удара в спину или превратится в живого мертвеца, на глазах искажаясь от дыхания смерти…

Но то, как неловко кукла сейчас  словно бы рассматривает свои пальцы, кривит губы, гипнотизировало. Она силится сбросить это наваждение, жадно ловя каждый жест. Простые, механические движения куклы, Темари тысячи раз видела, как Канкуро делает это, играя на публику. Легкое шевеление пальцев, и его марионетка выполняет любые, самые прихотливые движения, поражая своей естественностью и мастерством кукловода… Ей нужно посмотреть в сторону, найти Канкуро среди теней и развеять его коварную иллюзию ударом по лицу, но Нара делает почти настоящий вздох, и сердце снова сжимает тоска по призраку. Она слышит голос, окутывающий со всех сторон, и почему-то поддается секундой блажи, старательно прячет от себя знание того, что ее брат умеет чревовещать и что он находится прямо здесь. Что этот голос не похож на голос Шикамару, но слова... Хотела ли она их услышать когда-либо? Глубоко в душе и не всерьёз, боязливо, как насмешку, ведь она куноичи да и какие слова о любви она могла ожидать? Уж точно не сказанные с такой противоестественной нежностью, от которой ей становится не по себе. Закусив губу, она отталкивается от стены, как завороженная глядя на загадочно улыбающуюся марионетку, и быстро шагает к ней, протягивая руки навстречу, ища почти живой,  матово-темный, бархатный взгляд карих глаз. Касается прохладной кисти, ведет вверх по предплечью, ощущая ненастоящую, плотную поверхность кожи куклы. Придвигается ближе, и неуверенно касается кончиками пальцев щеки. Определенно точно, это не живая плоть, но отчего же сейчас ей приходится бороться с ощущением, будто на столе сидит живой человек, тогда как глаза ясно видят – всего лишь недоделанная кукла, и где-то во тьме притаился глумящийся над ней подобным образом кукловод. Разочарование отравляет, она кидает лишь один быстрый взгляд в сторону, пытаясь собраться с мыслями, но снова чувствует, как пустеет голова от пугающего, сумасшедшего трепета. Даже не собранная до конца кукла поражает схожестью. Лицо, прическа, а рана на груди, простой порез, заставляет сердце бешено стучать – это действительно его тело выскоблено изнутри, превращено в марионетку, пропитанно составами! Это действительно он. Не его подобие, созданное из древесины на потеху жестокому брату, а оригинал. Разумом она отказывается это признать, ведь прежде  считала, что он давно похоронен и никогда больше ей не увидеть его лица, но чувства давили, желали, чтобы это было правдой. Это противоречие замораживало ее в неподвижности, на тонкой грани между  «верю» и «не верю». На секунду ей даже становится дурно, и она пошатнулась, падая вперед, вцепилась в прохладные гладкие плечи в поисках опоры. Утыкается лбом в ключицу марионетки, вдыхая запах настоящих, его волос, отдающий застарелой кровью. Сколько прошло мгновений с последних слов, с прозвучавшего признания? Подчиняясь усиливающемуся головокружению, она вдруг верит, что говорит с призраком, удивительной шуткой сознания забывая о Канкуро, оживившего для нее дорогой облик. Теперь здесь были только она и Нара, и улыбка дрожит, когда она решается погрузиться в это безумие и превратить монолог в диалог:

− Почему ты не говорил этого раньше? - не желая осознавать искусственности происходящего, она смотрит лишь на царапину на его груди. Бросить взгляд ниже, значит, разрушить эту еще пока хрупкую иллюзию - увидеть шарниры суставов отсутствующих ног, а выше – заметную полоску и проглядывающий маслянистый шарнир шеи. Все это табу для формирующейся новой реальности, которую генерировало ее подсознание с молчаливого согласия страдающего сознания.

− Я ждал, когда ты поймешь, - она уверена, что слышит его шепот прямо у своего уха, - Ты любила шарады.
− Но для игр не было времени.
− Но таковы правила.
Где происходит этот диалог? В реальности, в этой тесной душной мастерской, где Нара Шикамару двигается исключительно благодаря нитям чакры своего убийцы, или в стремительно ломающемся сознании куноичи? Определённо, этот вопрос сейчас не стоит задавать Темари.


Очевидно, она просто не такая сильная, как принято считать. Возможно, к тому моменту запас прочности подошел к концу, и стерпеть новую потерю просто не хватило бы резервов. Поэтому, когда ей предложили сладкую ложь в обмен на мнимую надежду, она с готовностью ринулась в эти сети с головой. Игнорируя доводы рассудка, не желая замечать очевидное, она обманула себя, принимая горячо желаемое за действительное. Это оказалось так просто, за секунды сломаться, позволить себе поверить в нереальное только чтобы избавится от ноющей боли и бесконечной тоски. В глубине души она понимает, что цепляется за свой горячечный бред, но принять его как существующую реальность стало необходимостью ее существования. Признать же  ошибочность, значит, уничтожить себя.

Настоящие вещи всегда так некстати…
И так постоянны - не раз и не два.

Но правда не желает исчезнуть так просто – сквозь сладостные покровы новой реальности к ней прорываются воспоминания, отголоски прежней жизни, похороненные глубоко в подсознании,  не существующие во время бодрствования. Яркие вспышки молнии, бесконечные потоки дождя, чавкающая под ногами земля и яд, горечью оседающий на языке. Тяжелое хриплое дыхание возле уха и тяжесть умирающего тела за спиной. Запах железа, душащий ее отчаянием, заставляющий захлебываться им, давится слезами и душевной болью. Мертвое тело, беспомощно лежащее на столе в окружении смятых окровавленных салфеток и перекрученных систем. Забрызганная кровью кислородная маска. Но больше всего пугает лицо, осунувшееся, мертвенно-бледное, с запавшими глазами и ужасающими синими венами вокруг. Ее душат слезы и черное отчаяние каждый раз, когда она видит это во сне, переживая заново травмирующее событие. Но знакомый голос вырывает ее из этих кошмаров, знакомые, родные руки обнимают, отгораживая от бесконечных страданий. Черные волосы щекочут ее щеки, и сквозь собственные слезы она видит любимое лицо, исцеляющее ее каждый раз. Настоящие воспоминания таят, уходят, исчезают под успокаивающим шепотом того, кто для нее всегда жив. Кто выбрал ее в этой войне, кто прочно вошел в жизнь Суны и даже уходит на миссии вместе с ее братом. Нездоровый разум куноичи игнорирует механические звуки, глаза не замечают спаек и проглядывающих на сгибах конечностей шарниров. Не чувствует она и запаха машинного масла, а когда целует губы – ощущает их податливую мягкость. Она даже верит, что скоро у нее будет ребенок и уже выбрала имя – Шикадай, с уважением к традициям его семьи, хотя срок ее беременности и замер на втором  месяце. Ей кажется вполне естественным то, что она практически не выходит из дома, а если Казекаге и посылает ее на миссии, то только с братом и супругом. Не смущает и то, что Канкуро словно тень следует за ней и Шикамару, потеряв собственную индивидуальность. Когда она вообще с ним нормально разговаривала? Ночью она прижимается к марионетке, а чувствует живое тепло и дыхание спящего.

И все же, порой ей кажется, что что-то не так. Чувствует какое-то смутное беспокойство, растущее и превращающееся в тревогу каждый раз, когда Шикамару и Канкуро уходят на долгие миссии. Тогда ей никто не может помочь в приступах ночного ужаса, никто не вырывает из кошмаров и, кажется, она близка к тому, чтобы очнуться от выдуманной реальности и осознать настоящее. Ее ребенок никогда не родится, потому что его не существует на самом деле. Тот, кого она читает своим мужем – первая человеческая марионетка ее брата, который так любит играть чужие роли. И она сама – сумасшедшая, запертая в фамильном доме Казекаге. Живущая во лжи, жалкая и обманутая сама собой. Быть может, связанная постыдной связью с родным братом, как ей это узнать наверняка? В такой реальности ей не захочется жить и останется только умереть.
И когда-нибудь этим все и закончится.

Я правильно сделала, Дух?..
Это так Ты хотел?
Это так Ты хотел...

Отредактировано Temari (Среда, 29 июля, 2015г. 22:01)

+3


Вы здесь » Naruto.The Returning in the Foretime » Отыгранные эпизоды » Laws of a Wartime


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно