[AVA]http://s7.uploads.ru/iGnTf.jpg[/AVA]
I hear your selfish words
Whispers of support
Муторный, полный тревог день они проводят в доме Чие-баа-сама и Эбизо-одзи-сама, выслушивая тонны старческих ругательств и проклятий в адрес нынешних представителей власти и их решений, направленных против родного селения (по авторитетному мнению неугомонной Старейшины).
− Бедный ребенок, - когда Чие-баа-сама уставала поносить нынешний Совет и шпынять между делом Канкуро, она подходила к все еще бессознательному Гааре и начинала, горестно хмурясь, скрипеть над ним, нервно растирая старческие пальцы, будто не решаясь на что-то очень важное. Темари первое время постоянно встревоженно поднималась с одной из лежанок, оборудованных в подвале дома, где, собственно, и ютились все трое, но через четыре часа подобной физкультуры смирилась, списав все на старческую придурь. Несмотря на это, отдохнуть перед марш-броском через пустыню ей толком не удалось, но с этим уже ничего нельзя было поделать. Каждый раз, когда ей удавалось задремать, перед глазами разворачивались сценарии их поимки и красочные, безнадежные бои, кончающихся одинаково – воздух дрожал от безумного смеха Шукаку, огромная туша которого сминала песок и закрывала собой солнце и небо, а злобные глаза находили ее сквозь бури песка, смотрели будто бы в самую душу. Хохоча в своем визгливом сумасшествии, биджу разрывал их тела, глумился и проглатывал, и все это под аккомпанемент яростного свиста бури. Нет, Темари не могла выспаться и последние часы только лишь наблюдала за тем, как время от времени к брату подходит странно-спокойная Чие-баа-сама и, виновато сморщившись, замирает над ним, каждый раз протягивая пальцы к его голове и не решаясь коснуться бледной кожи. И только за час до выхода, когда разбудили Канкуро, и вернулся с новостями Баки, Старейшина метнулась к Гааре в последний раз, и, зажмурившись, сомкнула вялые ладони на его голове. Кисти обволокло зеленой чакрой исцеления, и вот тогда Темари резко села на лежанке, с тревогой уставившись на происходящее.
− Бедный, бедный мальчик, - горестно проскрипела Чие-баа-сама, и, заметив ее тревогу, ядовито добавила, − Я стараюсь ему помочь, дурында, не бойся. Кое-что подлатать могу, но не его разум. Это уже на вашей совести...Тебя и этого болвана! – не отрываясь от лечения, рявкнула она в сторону Канкуро. Темари молча переглянулась с братом, пожала плечами и отвернулась, предпочитая заняться недолгими сборами. Бабуля Чие была, конечно, личностью сумасбродной, но как медик легендарной не менее, нежели «Цунаде-химе», и ей она могла доверить заботу о Гааре такого рода. К тому же, глубоко в душе, она надеялась, что умения старой куноичи позволят исправить последствия боя и нивелируют произошедшие отклонения от нормы в работе его мозга. Возможно, она сможет сделать больше, чем ирьенины больницы, Темари хотелось на это надеяться, и она надеялась, тщательно закрепляя на теле подобранную амуницию.
Наконец, исцеляющая чакра исчезла, Чие ласково огладила лоб джинчуурики и под аккомпанемент совсем уж невнятных бормотаний словно в быстром массаже прошлась руками по всему его телу.
− Вставай, молодой Каге, - с довольным выражением лица позвала она, отступая от джинчуурики. Затягивающий ремешки Канкуро поднял голову и уставился на Старейшину, собираясь уже что-то сказать, как Гаара действительно дрогнул, приковывая к себе взгляды всех присутствующих. Затрепетали темные веки, поднялась грудь в глубоком вдохе, шевельнулись руки. Опираясь на локоть, он начал приподниматься, и Темари практически пришла ему на помощь, если бы не перехватившись ее кукловод, недовольно смотрящий на Чие.
− Чие-баа-сама, - укоризненно выдохнула Темари, замирая возле брата. Старейшина же разразилась проказливым, по-старчески дребезжащим смехом, поднимая кисти выше и демонстрируя едва заметные на кончиках растопыренных пальцев нити чакры.
− Попалась! – Чие снова засмеялась, откидывая голову назад, в полной мере наслаждаясь своей шалостью, совершено показушно шевеля пальцами у них на виду. Несмотря на ее веселье, Гаара, повинуясь этим небрежным движениям, поднялся с места настолько естественно, что в его бессознательность было сложно поверить.
Если бы только не его глаза. Черные веки действительно были открыты, но на мир смотрели пустые, чуть красноватые белки, ведь, на самом деле, он по-прежнему пребывал в обморочном сне. Темари неосознанно сильно сжала руку Канкуро, молча глядя на джинчуурики. Нити, управляющие ее младшим братом, были неразличимы, и казалось, что он просто стоит посреди комнаты, как бывало стоял прежде в приступе лунатизма. Пугающее зрелище.
− А как вы думали его тащить, балбесины? – противный смех Старейшины ненадолго сменился вкрадчивым ворчливым голосом. − Через всю Суну на собственном горбу? – она снова насмешливо захихикала, тем временем вынуждая джинчуурики словно бы репетировать грузную походку, шаркая ногами по полу и немного согнувшись в спине.
−Я мог бы сам, - все же выдает недовольно Канкуро, сознательно проглатывая основную часть возмущений. Чие-баа-сама в ответ покачала пальцем (указательным пальцем Казекаге, развернув оного на 180 градусов и шагнув им ближе):
− Лучше займись собой, криворучка, - пропела она и захихикала, наблюдая за тем, как мучительно краснеет кукловод, стискивая кулаки. Темари, наконец, разомкнула судорожно сжатую ладонь на локте Канкуро и шагнула в сторону, намерено отворачиваясь от жутковатого зрелища бессознательного Гаары, как ни в чем не бывало облачающегося в стариковские одежды под тщательным (хотя со стороны казалось, что ни грамма внимания не обращается на подневольную марионетку) управлением Чие-баа-сама. Было что-то жуткое в том, как плавно и естественно двигаются конечности Гаары, да и все тело, согласно задумке руководящей представлением Старейшины. В своих, в общем-то, не нужных суетливых телодвижениях, Темари размышляла, смог бы брат с таким же профессионализмом вести чужое тело. Столь же натурально, умело. На Чуунинском Экзамене он обманул всех, поменяв местами Карасу и одного из Экзаменаторов, добыл ответы к тесту. Должно быть, сейчас, несколько лет спустя, он смог бы имитировать поведение человека. Может, не так ровно и естественно, но все же. Чие-баа-сама, должно быть, просто захотела немного пошалить под старость лет, насолить нынешним членам совета, политикой которых была недовольна, спрятать неистово искомого джинчуурики и прямо под носом лучших ищеек Суны вывести в пустыню. Дальнейшее, конечно, будет зависет целиком и полностью от самых беглецов, но пока что она постарается и сделает все в лучшем виде. Когда Гаара водружает себе на голову тюрбан, Старейшина подходит к нему вплотную, тщательно убирает под ткань багрово-алые волосы, складывает печать – и сквозь легкую дымку проступают его новые черты – лицо болезненно бледнеет, тонет в морщинах, глаза скрыты массивными нависшими веками, кустистые седые брови повисают вдоль дряблых щек. И, глядя сейчас на ровно стоящего Гаару-Эбизо Темари качает головой, уже не в первый раз задаваясь правомерным вопросом – почему все-таки эти люди помогают им? Уважаемые Старейшины, известные своим нежеланием участвовать в жизни деревни? Неужели лишь потому, что это в их характере, подложить большую свинью новому поколению? Строптивая Чие-баа-сама, что на самом деле движет ею? В последний раз, когда потребовалась ее помощь, она отправила просителя обратно, утверждая, что знать не желает, до чего докатилась Суна. А ведь ее помощь была так нужна!
− Уже всех стервятников пересчитала, раззява, - Темари удивленно ойкнула, когда Старейшина совершенно бессовестно хлопнула ее по заднице, подгоняя. Чувствуя, как краснеют ее щеки, Темари несколько растерянно оглянулась, заметив, что уже все готовы к выходу, а Баки, некоторое время стоящий совершенно неприметно у стены, теперь шагнул к ней, серьезно глядя в лицо. Вкладывает в ладонь Темари потертый кожаный кошелек с чужими инициалами. Баки с непроницаемым лицом прячет во внутренний карман помятую крохотную фотографию с женским профилем – темные волосы волнами падают на плечи, глаза мягко смотрят в объектив – вот все, что успевает мельком заметить Темари перед тем как деликатно отворачивается, убирая кошелек в собственную сумку на поясе.
− Спасибо, - говорит она глухо, в горле появился сухой комок, − Надеюсь, ты сможешь добраться до нашего дома и найти компенсацию в месте, что я описала.
Шиноби безразлично пожимает плечами, он нервничает, вытягивает шею, высматривая на улице любое подозрительное движение. И хотя троица беглецов должна была уйти не в его компании, он испытывал понятную тревогу, впервые в жизни идя на прямое нарушение всех приказов, полученных от Совета Старейшин. Это грозило ему в перспективе Трибуналом в случае поимки на месте преступления. Сокрытие и помощь в побеге обвинённым в предательстве (а Старейшины уже расщедрились на это громкое объявление чтобы хоть как-то оправдать активность чужестранных шиноби на территории Суны ) было достаточно тяжким преступлением не только для его послужного списка, репутации и дальнейших перспектив, но и сильным ударом по собственной совести и морали. Сердцем он был на стороне песчаных сиблингов, на стороне молодого Казекаге, успевшего довольно успешно начать возрождение Суны как сильной Скрытой деревни шиноби и политической силы, но холодный разум солдата твердил ему, что, несмотря на веление сердца, он должен придерживаться решений Совета и хладнокровно следовать приказам власть имущих. Гаара же этой власти был вчера официально лишен и то, что джонин делает сейчас, скрывая джинчуурики, идет против всех правил шиноби. Совет Старейшин поступил правильно, снимая с Сабаку но Гаары полномочия Казекаге по состоянию здоровья, пусть это и пошло по совершенно возмутительному сценарию. Тем не менее, уже ничего не изменишь и все, что мужчина мог сейчас сделать – это оказать последнюю, посильную помощь своим ученикам.
Вначале из дома выходят Чие и Гаара в личине Эбизо, неторопливо шаркающие по улочкам встревоженной Суны. Чие беспрестанно ворчит и ругается, периодически хватая какого-нибудь встречного шиноби, в своей лихорадочной беготне пытающегося ужом проскользнуть мимо нее, и обрушивает на несчастного поток своих вопросов и негодования. Позже, никто из этих шиноби не сможет даже припомнить, что делал стоящий возле неугомонной бабки старик, и был ли он чем-то подозрителен. Определенно, со свей частью плана Чие справляется.
Темари покидает дом позже, протискиваясь через вентиляционное отверстие и фыркая, впиваясь когтями в крошащийся песчаник. Желто-пестрая кошка легко спрыгивает на землю и, крадучись, перебегает по улицам, ровно до момента, пока из подворотни не выскакивает пыльный пес, мгновенно залившийся лаем при виде нее. Вносящим суматоху галопом парочка неуклонно быстро приблизилась к единственному выходу из Суны и, сопровождаемая стайкой ребятни, разбегаются по сторонам в квартале от него. Темари тяжело дышит, поддерживать хенге в теле кошки непросто, и она чувствует, что скоро потеряет концентрацию с такими непривычными нагрузками. Канкуро следует своим путем, Темари же направляется к отдаленным постам, где вряд ли есть кто-то на карауле. У самого выхода уже стоит Чие со своим молчаливым спутником, и что-то выговаривает смущенному чуунину, брюзжа и показывая на шумливую, встревоженную, словно улей, деревню.
Темари отворачивается, отрешаясь от тревоги за брата, и подпрыгивает, повисая на тонких лапах, подтягиваясь на первую ступень, вырезанную из скалы, формирующей естественную защиту деревни. На тощую бродячую кошку, карабкающуюся по стене, никто не обращает внимания, сконцентрировавшись на Чие, выбивающей для себя не просто выход из Суны, но и целый эскорт. На помощь сбитых с толку шиноби приходит Баки и, разогнав отвлекшихся от патрулирования обратно на свои места, предлагает старейшине свою помощь. К тому времени, когда процессия из двух сговорщиков (еще один участник спектакля по-прежнему пребывает без сознания) направляются на выход, Темари оказывается достаточно высоко и неприметно, чтобы пробраться на другую сторону, изо всех сил сохраняя контроль над превращенный телом. Зная слабое место в броне Суны (некритичная трещина после небольшого оседания породы, еще не заделанная), куноичи смогла выскользнуть за пределы деревни. Пески жгли кошачьи лапы, щурясь на закатывающееся солнце она порысила вдоль стены на встречу брату и Чие-баа-сама с Баки. Усталость накатывала от непрекращаемой техники, но они должны были достаточно удалиться прочь, чтобы можно было позволить себе сбросить превращение.
Вдали от Суны и следопытов, Гаара, наконец, приходит в себя. Когда это происходит, Канкуро осторожно ссаживает его со своей спины на песок и дает флягу воды напиться. Немного после они продолжают путь уже все вместе, вышагивая по дюнам с привычным упорством. Скрывшееся с горизонта солнце украло все тепло и теперь Темари идет, кутаясь, бездумно сверля взглядом фигуру младшего брата впереди себя. Ощущает ли брат сейчас какие-то последствия техники Чие? Ему стало лучше после ее попытки излечения?
Когда Гаара останавливается, резко вцепившись в собственные виски, куноичи дергается к нему в тревоге, осторожно касаясь его плеча. Ее вопрос остается без ответа, зато песок пришел в движения, устремляясь назад, выполняя обещание Гаары. Темари отступает на шаг, слыша странную благодарность, но все же улыбается, оглянувшись на Канкуро.
− О чем ты, - тихо отвечает она. Ты же наша семья.
Ночью пустыня пронзительно холодна и ей приходится прижаться к широкой спине Канкуро, чтобы сохранить хотя бы немного тепла. Сон поверхностный, она периодически просыпается, проверяет, на месте ли Гаара, и каждый раз успокоено прикрывает глаза, находя его недремлющую фигуру в достаточной близости к их стоянке. Главное, чтобы он никуда не делся, иначе все это будет бессмысленным, раз уж они уже пошли на это. Верно, ты понимаешь это, Гаара?
I feel your touch
Shivering too much
Утро ничем не отличалось от подобных ему в пустыне. Приемлемый ветер, нарастающий зной, Темари вспоминает о Нара и весь завтрак вдохновленно рассуждает об особенных пилюлях клана Акимичи, наладить товарищество с которым теперь казалось славной сказкой. Темари делает скудный глоток воды и вскоре готова продолжить путь, рассеянно касаясь уголка рта с болезненной трещинкой. Слова Гаары заставляют ее замереть, уставиться на брата и сурово поджать губы, неодобрительно хмурясь. Но и слова сказать не успевает – ее терпеливый брат оказывается на коленях, а песок, целая прорва песка (кто бы сомневался, они же в пустыне), заклубился вокруг него, рваными волнами взмывая к небу и опадая. Упругая волна ударила ее в грудь, чиркая сотней струй по коже, оставляя болезненные ожоги от тысяч крохотных песчинок, ударившихся в нее. Она тупо смотрит, как удаляется от нее горчично-желтая почва, наблюдая заодно и свои конечности, а потом мир переворачивается, она видит небо, до болезненности чистое, ярко-лазурное небо и, падая вниз, понимает, что никак не успевает перевернуться.
Вот бы стать кошкой, - дурацкая мысль подобна падающей звезде в замершем сознании. Небо падает вместе с ней, а затем ее ловит песок, гася скорость, делая приземление менее болезненным и опасным. Песок вяло расползается вокруг нее, уже погруженную в его сыпучую массу, и, моргнув в все том же удивлении от произошедшего, она приподнимается на локтях, вдыхая наконец рвано после сбивающего дыхания удара.
− Вот поэтому я и должен вернуться. Вам опасно находиться рядом со мной.
Темари поднимается, смахивая с одежды вездесущий песок и решительно шагает к брату. Опускается на колено рядом, без четкого опасения обнимает рукой – от зрелища такого потерянного Гаары у нее сжимается сердце.
− Если вернешься, тебя убьют, - возражает она, другой рукой ласково касаясь его ладони, вцепившейся в волосы. Ненавязчивые движения выпутывают его пальцы из собственных вихр, переплетаются с ее, она смещается вперед, оказываясь прямо перед Гаарой и наклоняется ближе, глядя внимательно в глаза.
− Мы поможем тебе, Гаара, - уверено говорит она. Грудь болит от недавнего удара и болят ожоги, но она твердо готова пытаться помочь спутанного болезнью брату. – Не переживай за нас, мы сделали свой выбор.
К вечеру этого дня они видят караван торговцев. Через час они догоняют его, и, маскируясь с помощью простейшего хенге, нанимаются в его охрану, фактически оплатив этим все удобства движения. Темари держится рядом с экс-Казекаге, и теперь хенге не доставляет ей никаких проблем. Темные волосы невнятного оттенка собраны в растрепанные двойные пучки, другое лицо, для простых караванщиков достаточно такой маскировки и она чувствует себя свободно, раскачиваясь на высокой спине верблюда с каким-то маленьким ребенком перед собой, напросившимся ехать с куноичи. Сушенные финики и пресная, безвкусная вода помогают бороться с непрошеным голодом, но впереди их ждет зелень, уже виднеясь на горизонте.
− Вы едете в Коноху, да? – присвистывая из-за парочки выпавших передних зубов спрашивает ее мальчишка, − У вас там миссия, да? А вы сильные?? – Темари слабо хихикает, прикрывая рот ладонью. Детская непосредственность помогает ей отвлечься от неутешительных мыслей о своем будущем.
− А то! Мы лучшие!
− Тогда зачем вам туда?
− Глупый, разве ты не видишь? – Темари указывает пальцем на свой лоб с протектором, - Это наш дом!
− О-о! – тянет ребенок и подпрыгивает на месте, сразу превращая мирную поездку в не очень-то и комфортную, – скорей бы, скорееей доехать! – Темари думает, что никогда еще не была столь же солидарна ни с кем.
Нейтральные земли на границе со странами Дождя и Огня
В тени деревьев они останавливаются перевести дух и поговорить без свидетелей. Понятное дело, что ни в какую Коноху они не направляются, но как легенда для их невольных спутников, была ничем не хуже любой другой. Хотя, возможно, в Конохе нашлось бы кому им помочь.
Если бы только Нара был здесь, а не припирался в Суну! Да еще чертов Наруто…
− Нужно пополнить запас воды, - деловито начинает Темари, словно они и правда всего лишь идут на миссию, − Сомневаюсь, что они могут настигнуть нас здесь, и вообще, что они бы смогли перегнать караван… Но задерживаться не стоит. Куда мы пойдем? – она даже с некоторой беспомощностью смотрела то на Канкуро, то на Гаару. Возможно, в этом была вина ее нынешнего облика с преобладанием коноховских черт.
Отредактировано Temari (Суббота, 9 июля, 2016г. 20:19)
