Суета. Движения воздуха, шорох одежды, трение обуви об пол, дыхание, ещё что-то... Сердцебиения? Картина мира пульсировала мелкими деталями, такими многочисленными, что кажется, уследить за всеми просто невозможно. Хотя отец и учителя и так говорили, что прочие органы чувств у Ханзо развиты сильнее, чем у любого другого его сверстника, он всё ещё не успевал воспринимать все детали, составляя из них полную картину. Что-то ускользало, что-то смешивалось в назойливые помехи, но всё же он чувствовал происходящее достаточно хорошо, чтобы не спрашивать об этом у кого-то. Резкие, достаточно сильные удары от тихони, говорили о наличии у него или таланта или трудолюбия, а возможно и баланса этих двух качеств, хотя всё же до истинных гениев у них в классе никто не дотягивал. Хватка подхалимов ослабла и Ханзо спокойно опустил руки, чувствуя, как они отступают, а тихоня занимает позицию защиты около Хисаши. Сам же парень уже взял себя в руки. Ему будет что обдумать в свободное время. Его импульс, чуть не послуживший началом цепочки непредсказуемых последствий, слишком непредсказуемо и безрассудно. Это слабость. Но эти мысли придётся отложить на потом, ситуация сейчас и так заполнена напряжением, да и скоро начнутся занятия, которым нужно уделять максимальное внимание. Ханзо и сам не заметил, как его ярость ушла, словно волна холода заполняла душу, отрезвляя и заставляя взглянуть на происходящее под другим углом. Всё это внимание, вся эта суета, почему он должен считать себя обязанным или виновным? Это его жизнь, его проблема, если всем так нужно лезть в чужие дела и проблемы, это их трудности, но такое обращение он терпеть не хочет и не станет. Ему не нужна ничья забота и ничья помощь, как и ничьи угрозы и обвинения. Тем временем группа задир вновь собралась вместе, а их вожак на этот раз уже оценивающе посмотрел на обоих парней. Они переглянулись, смотря на время и на окружающих, также понимая, что скоро объявится учитель. Наконец, вожак кивнул своим подручным отойти к дверям, а сам, усмехнувшись, бросил блондину и Хисаши последнюю фразу, перед тем, как уйти на своё место.
- Я тебя запомню, блондинчик. Ты ещё не знаешь, с кем связался. - Затем направление его голоса слегка изменилось и Ханзо понял, что теперь он обратился к нему. - А ты, рукастый, с тобой я ещё поговорю лично. - после чего он удалился, забрав с собой и своих подручных. В классе повисла неловкая тишина. Ученики перешёптывались и, скорее всего, поглядывали на Ханзо и Канэко. Было неуютно. Говорят, что люди ко всему могут привыкнуть, но это не так. Они привыкают лишь к тому, с чем могут смириться. Хисаши не хотел смиряться со своим положением и не привыкнет ко всему этому до тех пор, пока не избавится от своей слабости окончательно. И именно поэтому ему не нужны ничьи ни помощь, ни жалость, ни сочувствие. Прокручивая в своей голове воспоминания об учениках, он выуживал имя тихони и, как говорил громилы, блондина. Канэко Кумохиро, кажется? Повернув свой отталкивающий взгляд слепых угольков на звук дыхания парня, он произнёс ровным голосом.
- Канэко-сан, ваше вмешательство не требовалось, зачем вы вмешались в чужие дела? - Ни спасибо, ни привет, сухо и грубо, словно он и не заступался за Хисаши перед хулиганами. Но для Ханзо хулиганы были известным, он знал на что они способны, знал возможные варианты развития событий и рано или поздно он сам с ними справится, но теперь в дело вмешался совершенно неизвестный человек и дальнейшее развитие событий уже не было таким очевидным и просчитываемым. А неизвестность всегда раздражала молодого Хисаши. Не дожидаясь ответа, он отошёл, поднимая стул и возвращая его на место, возвращая порядок на свой стол, который был нарушен всей этой заварушкой.
- Мне не нужна ничья помощь, так что занимайтесь своими делами. - чуть более громко, словно обращаясь и ко всему остальному классу, сказал молодой ученик академии.