Вот уже несколько вечеров подряд Ирука «ходил по гостям». Дело это было безмерно приятное, особенно ежели учесть, что чунин любил чай, сладкое и приятную беседу.
А что уж все эти походы по гостям еще и были частью работы – совсем хорошо. Дело все в том, что в середине лета он таки получил заветный допуск до преподавания в Академии шиноби. Да, он сгорал от искреннего энтузиазма и желания скорее приступить к занятиям, познакомиться с малышами, начать кроить их юные умишки на нужные детали. Впрочем, на предмет знакомства уже имелась определенная негласная инициатива: учитель мог, прежде чем взять класс на руководство, познакомиться с учениками и их семьями лично. И вот Умино гулял по гостям.

Семьи у учеников были самые-самые разные: от тихих и робеющих перед шиноби гражданских до представителей основополагающих кланов Конохи, живущих в настоящих поместьях. Со всеми ими Ируке, как ему самому казалось, удалось найти общий язык и немного узнать о своих будущих подопечных. И, что немаловажно, получить от родителей кое-какие рекомендации. Ведь ребенок – уже личность. Маленькая и нежная личность, которой пренебрегать просто преступно. Потому и знать о характере Ирука считал таким же важным, как и знать об их сильных и слабых сторонах в физическом плане.

Были семьи богатые, были бедные. Были те, в которых обстановка, кажется, была не особенно дружелюбной между членами семьи, а были такие, от которых Ирука выходил тяжело дыша: уж больно приторно там пахло любовью ко всему сущему.
Однако были в его будущем классе и сироты. Всех их Умино решил посетить напоследок, потому как ему они представлялись абсолютно отличной категорией, нежели те, что росли и воспитывались в семьях. Он проверил по списку: никто из сирот не жил в приюте. Чунину это всегда казалось странным, не помещать осиротевшего ребенка в приют. Сам он… Эх, лучше и не вспоминать. Возможно, именно поэтому он и хотел обратить на одиноких детей хотя бы чуточку больше внимания.

Учиха Саске. Он был следующим в списке. Жил в обычном квартале для шиноби. Судя по адресу, во вполне благополучном, для середнячков в плане достатка. «Хорошие нынче, наверное, пособия у сирот», - подумал отстраненно Ирука. Или мальчик просто слишком быстро вырос и уже умеет рационально использовать то малое, что получает из Фонда.
До места назначения чунин дошел на автомате. Размышляя о том, как выстраивать отношения с юным и, к большому сожалению, последним представителем некогда великого клана. О том, какие острые углы имеет личность мальчика, как все это повлияет на его взаимоотношения с другими детьми, как успокоить его и какая поддержка потребуется от него как от учителя…
Очнулся Ирука только когда добрался до квартиры Саске и даже абсолютно на автомате поднял руку, чтобы постучать. Глянул чуть в сторону: не нужно стучать, есть звонок. Крепко зажмурился, глубоко вдохнул и медленно выдохнул, а затем решительно вдавил кнопку.
За дверью было тихо. Да, стоило подумать об этом. Мальчик, может, спит уже (в семь часов вечера?..) или убежал куда-нибудь гулять. На площадку, к примеру. Или тренируется (ого! Нет, даже с учетом своей непоседливости, Ируке с трудом удалось представить мальчишку, который еще даже в Академии ни дня не проучился, на тренировочном полигоне). Ирука позвонил снова – продержав палец на кнопке чуть подольше – и отошел, прислонившись к балке на террасе. Пахло в воздухе хорошо, приятно – почему-то свежеиспеченным печеньем.

Чем больше сирот из своего будущего класса посещал Ирука в эти дни, тем больше удивлялся, даже злился – почему дети предоставлены сами себе? Почему они должны жить одни, в холодных полупустых квартирах, чаще всего захламленных разной дрянью. Да, и себя Ирука помнит – его квартиренка была абсолютной помойкой, заполоненной всякими глупостями от упаковок и бумажек и заканчивая неловко сбитыми из досок загончиков, в которых – о боги! – жила разношерстная живность от котят (их, впрочем, периодически выносил из квартиры охапками домоуправитель) до жуков, ужиков, ящериц… Коноха откупается от детей, которым и так в жизни досталось, каким-то пособием, а потом еще и требует от них заоблачной успеваемости, дисциплины и прочего и прочего. Ему не хотелось бежать ябедничать к старику Хокаге, но уж лучше так, лучше побыть в каждой бочке затычкой, чем не попытаться совсем.
К каждому ребенку Ирука приходил не с пустыми руками. Не со сладостями – уж мало кто из его будущих учеников страдал от недостатка в организме сахара, не имея того, кто им запретит потреблять конфеты в ужасающих количествах. Он приносил простой домашний обед, который перед каждым «походом» готовил у себя сам. Учихе Саске он принес рис с шариками из фарша (пока готовил, обжег себе кипящим маслом палец).
Пока Ирука размышлял над тем, как да в каких выражениях расскажет Третьему о своих соображениях на предмет оптимизации программы поддержки сирот, дверь квартиры последнего Учихи отворилась. Мальчик появился на пороге: явно только что из душа, полотенце на шее, взъерошенный, хмурый – ну чистый ворононек. Чистый в прямом смысле. Умино поднял брови удивленно на реплику ребенка.
- Здравствуй, Саске, - тонко намекнул, что люди при встрече здороваются. Какой бука. – Меня зовут Умино Ирука, я буду учителем в вашем классе в этом году.
- И я знаю, что ты живешь один. А охарактеризовать себя можешь только ты сам. И для этого я хочу зайти внутрь, если ты не против.
Чунин с любопытством посмотрел поверх мальчишечьей макушки вглубь квартиры. Чисто, вроде бы, мусора на полу не замечено… по крайней мере, отсюда не видно. Стены не дырявые – уже хорошо.
«У меня нет родителей», - сказал Саске. Обычно из желания не вызвать неприятных чувств у маленького собеседника Ирука говорил «живешь один» или «самостоятельный» или еще что-нибудь, но вовсе не в таком выражении. Услышав это даже не от кого-то со стороны, сплетника или просто постороннего человека, с которым говорил бы Умино, он подумал, что мальчик уже смирился, конечно, с потерей, да и прошло уже достаточно времени. Но так просто говорить об этом – так по-взрослому, что стало даже грустно.
Юный Учиха стоял посреди дверного проема, будто защищая стратегическую точку, блок-пост какой-нибудь. Это, разумеется, не проблема, отодвинул да прошел, но он ведь не враг какой, и пришел наладить какое-то подобие дружеских отношений, хотя выражение лица вот этого отдельно взятого юного индивидуума говорило о том, что добиться этого будет ох как непросто.
- Я принес тебе… если ты еще не ужинал. Вот, - постучал пальцами по пластиковой коробке с приготовленной едой, которую держал подмышкой. – Ну как, впустишь меня?

Когда мальчик все-таки отошел в сторону, Умино улыбнулся, причем скорее сам себе, слегка опустив голову, и прошел мимо хозяина в небольшой предбанничек. Это была его первая победа. Первая, – и Ирука надеялся на это всем сердцем – но не последняя. Если хорошенечко подумать, да собрать вместе особенности всех учеников, учителем быть не так просто, как казалось чунину изначально. Это не просто стоять у доски и нужным голосом вещать о чакре и траектории полета бревна, пущенного от подножья холма к его вершине, бла-бла-бла… Это целое минное поле. Знать, что может огорчить каждого ребенка, постараться не столкнуть прегенинов друг с другом, здесь не ляпнуть лишнего, тут быть построже.
Чунин, как его и попросили, осторожно прикрыл дверь и, наступая себе на пятки, стащил с себя сандалии и нагнулся, чтобы поставить их ровно у внутренней ступеньки, прежде чем пройти за Саске в, как оказалось, кухню. Мальчик споро озаботился чаем, не меняя выражения лица, явно говорящего о нежелательности таких гостей в уютном гнездышке интроверта. Умино сразу же отметил это про себя. На кухне было чисто: посуда перемыта, чайник не заляпанный жиром и не закопченный, чашечки простецкие, но не покоцанные. Внутренне вздохнув, Ирука выставил свой контейнер с ужином на кухонный стол и обернулся к хозяину:
- Я помою руки, ты не против?
Пока Ирука возился у раковины тут же, на кухне, поспел чай: такой душистый, очень приятный, еле желтоватого цвета как настой каких-то трав, а не обычная заварка. Чунину иногда нравилось вот так накидать в кружку этакого травяного ассорти вместо обычного чайного пакетика. Тут послышалось отчетливое бурчание в животе.
- Не нужно ждать приглашения, переложи в тарелку и ешь – все еще теплое, - указал он, усаживаясь, наконец, за небольшой стол. Если он и чувствовал какую-то неприязнь со стороны юного Учихи, то предпочел ее игнорировать. Тот, пожалуй, выделялся среди множества других сирот. Собираясь на эту встречу, Ирука понятия не имел, как себя вести. Он подумал, что стушуется и попытается сделать этот визит максимально кратким, но теперь ему (и это неприятно кольнуло где-то внутри – ну ты и хамло, Ирука) совершенно не хотелось так быстро уходить. Напротив, ему стало очень интересно разговорить мальчика, за которым он раньше мог наблюдать лишь со стороны и никогда не замечал ни тени улыбки на его бледненькой мордашке.
- Приятного аппетита, - улыбнулся и кивнул Умино, грея руки о горячие бока чашки. Ему хотелось, чтобы настой как следует разошелся в кипятке, а потому не спешил начинать пить.
- Знаешь, Саске. Когда начнется учебный год, я обязательно увижу, правду ли мне рассказали о себе ученики. И их родители. По-моему, родители могли описать своих детей намного красочнее, чем они есть на самом деле, - он подмигнул. – Ешь, не отвлекайся. Так вот, если серьезно, мне не нужны рассказы о том, какой ты умница, это я оценю уже в процессе. Мне просто хотелось бы узнать тебя чуть ближе, чтобы у нас получились продуктивные деловые отношения.
Он говорил так серьезно, как со взрослым, потому что уже понял, что Учиха Саске не считает себя ребенком. По сути, как ни парадоксально, почти каждый ребенок считает себя взрослым. Правильный подход, считал новоиспеченный учитель, - это уважать такое мнение. Главная ошибка воспитания детей – недооценивать их и унижать пренебрежением.
- Например, я бы хотел узнать, что тебе нравится делать в свободное время. Зачем тебе хочется стать шиноби. Даже кто твои друзья – все это мне действительно интересно. Ты расскажешь мне об этом, а я смогу правильно себя вести и, может быть, как-то скорректировать именно твое обучение. Я спрашиваю об этом у каждого будущего ученика.
Эта речь у Ируки уже от зубов отлетала, уж сколько раз он объяснял все это в каждом доме, куда только ни приходил. Но ему было важно, чтобы его поняли правильно, чтобы ребята не зажимались и отвечали честно. Зачастую он даже просил родителей удалиться, если чувствовал нерешительность в ответах.
Тем временем, поспел настой. Умино поднес чашку к лицу и отпил маленький глоток. Кипяток обжег язык, но вместе с тем во рту разошелся такой свежий пряный вкус. Будет интересно потом спросить, что за травы смешал Саске. Очень вкусно.

Ирука уважительно не пялился, пока мальчик ел, но в какой-то момент тот отложил палочки, уложил их поперек контейнера… А почему? Может, невкусно? Ай-яй, вот это было бы действительно неприятно. Приперся такой добренький, ужин принес, вроде бы… А он невкусный. Кошмар.
- Извини, невкусно? – Ирука виновато свел брови к переносице. – А, прости. Продолжай, пожалуйста.
Случайно, как оказалось, перебил Саске, который всего-то, судя по всему, и хотел, что вдумчиво и полно ответить.
По мере того, как будущий ученик расписывал не особенно радужные перспективы Ируки как учителя, сам Ирука начинал улыбаться. Шире и шире, вспоминая самого себя в Академии. Все эти подколки, кнопки на стульях – со всем этим он был знаком и, так уж вот получилось, успехом увенчивалась едва ли половина из его шалостей, о чем он и поспешил сообщить Саске:
- Знаешь, я тоже учился в Академии, это первое. И не могу сказать, что был невероятно прилежным учеником. Разные трюки, хитрые планы побега посреди урока – всем этим я занимался и сам. О том, как трудно удержать внимание класса, я знаю, опять же, по себе. И сейчас мне, знаешь, намного легче справляться с учениками, пусть я до сих пор лишь замещал тут и там сенсеев. Так вот зная, что во время учебы меня ну… не вдохновляло на рабочий лад, я сделаю наоборот. Не гарантирую, конечно, что это сработает, но все же. – Ирука пошкрябал кончик шрама на щеке, отпил немного настоя – вкусно неимоверно! – и продолжил. – Ну а второе… - тут он замялся, пытаясь подобрать слова, но плюнул на это дело, - буду называть вещи своими именами. В Академии детей учат драться, незаметно красть ценности и, извини, убивать других людей. Тем не менее, это не инкубатор для однотипных машин для убийства, понимаешь? Как понять и найти себя, если к каждому применять стандартный подход, будто все дети одинаковые? Это невозможно.
Тут Ирука понял, что его понесло. Он много раз в беседах с Третьим отстаивал эту свою точку зрения, и вот теперь снова заболтался – шик. Так держать, сенсей. Это просто самая что ни на есть лучшая тема для беседы с юным дарованием. Будь дарование чуть постарше, сенсей уже топтался бы на улице, выкинутый из квартиры за шкирку, пожалуй. Умино попытался перевести все в шутку:
- Не слушай меня, больная тема, - и немного глупо хохотнул.
На последовавшее за этим откровение Ирука посерьезнел, задумчиво отвел взгляд к окну, постучал кончиками пальцев по столешнице. Глотнул еще немного чая. Он, разумеется, знал, кого собрался убивать Саске. Все знали, даже гражданские, какая судьба постигла великий клан Конохи. В ту ночь многие потеряли знакомых, приятелей, даже друзей. Ирука был среди них, а только-только узнав о произошедшем, он поверить не мог, слишком уж нереалистично. Глупо, нереально. Он первое время и знать не знал, что делать с этой новостью.
- Да, только один вопрос. В твоем досье ничего об этом нет. Это секрет? Я позволю себе замечание. Это плохая причина становиться сильным.