Разрушатся рамки, исчезнут пределы,
Далекое станет близким.
Услышу я то, чего знать не хотела,
В спешке и в шуме, и в качестве низком.
Настоящие вещи всегда так некстати
И так постоянны - не раз и не два.

Три дня назад.
Если бы не тошнотворно-стерильный едкий запах, она бы подумала, что оказалась в раю.
Югао открывает глаза только для того, чтобы тут же спешно их прикрыть. Вокруг слишком много света и белых теней, играющих бликами даже под опущенными веками. Она не готова снова принять мир в свои объятья и эта неудачная попытка лишь подтверждает очевидное. Так глубоко зарывшаяся в глубины подсознания, она не хочет возвращаться к реальности. Вполне очевидно, что там ее ждут не с распростертыми объятьями и даже не с улыбками. Здесь же - тишина, умиротворение, бесконечность. Покалывания в ногах напоминают о необходимости принять еще обезболивающего, а едва уловимая горечь и сухость в горле о необходимости запить все это целым стаканом воды. Но это мелочи по сравнению с уничтожительно-ярким светом. Поэтому Югао позволяет себе безвольно лежать и наблюдать за мерцающими звездами на черном полотне век.

Где-то сверху, сбоку, чуть поодаль слышатся голоса и Югао развлекает себя тем, что пытается их различить. Некоторые, быть может, даже узнать. Ей не хочется думать, что она - беспомощная и осознанно слепая - среди знакомых и отнюдь не самых приятных людей. Ей хочется, чтобы ее разбудили, дали хоть как-то понять, что знают о ее притворстве, пусть это и вытянет ее из сладкого дурмана. Но кроме стойкого ощущения липких взглядов на себе, Югао не чувствует никаких знаков внимания. Бедная девочка, она все еще в шоке.

Наконец, она вновь медленно открывает глаза, боясь очередной вспышки боли, следующей за каждым ее неосторожным движением. В этот раз все иначе - боли нет, как нет звуков, запахов и голосов. Все это исчезает в миг, когда она жадно впивается взглядом в новый мир. А он будто в насмешку ускользает от нее, оставляя взору лишь угрюмо смотрящего перед собой медика. Он сидит на соседней койке - напряженный и очень мрачный - так не похожий на самого себя. Его волосы прежде светлые и ухоженные - сейчас кажутся непослушными и темными. Югао пугает его внешний вид и отстраненное поведение. Она бы предпочла слушать его привычное ворчание, нытье и оскорбления. Но он неподвижен. Даже, когда Югао поднимается со своей койки - на удивление легко и безболезненно - он не поворачивает и головы.

Шаг, второй, третий. Она останавливается у изголовья его кровати, не решаясь потревожить медика. Кто знает, почему он сейчас здесь, обход совсем не по времени. Нет сомнений в том, что у нее сильно болят мышцы от почти трехдневного лежания в кровати. А вот, что тревожит его, еще вопрос. Глядя на него, не возникает сомнений, что у парня проблемы с головой. Или с адекватным восприятием реальности, что, по сути, тоже самое. Поэтому, нерешительно опуская ладонь на его плечо, Югао боится ответной реакции. У нее нет опыта общения с сумасшедшими. И она не собирается исправлять это маленькое жизненное упущение.

Впрочем, ирьенин снова удивляет. Он плавно поднимается на ноги, утягивая за собой и девушку. Его руки, не в пример ее, полны тепла и уверенности. Они скользят от ее плеч вниз к локтям, к тонким запястьям, на мгновение останавливаясь и крепко сжимая их. Узуки уверена - сожми он чуть крепче и переломит ее всю: пальцы, шею, ноги. Сломает, как куклу. А она не издаст и звука. Потому что не может пошевелиться из-за его глубокого, так несвойственного взгляда. Она все хочет спросить, знает ли он, что происходит, где они находятся и что у него на уме, но из груди вылетают лишь рваные клочья воздуха - минимум, необходимый для жизни. Но не для глупых вопросов.

Югао не знает, сколько они стоят вот так, непривычно близко и молчаливо. К этому моменту ее пугает все - начиная от девственно-белых стен, соединяющих дно и крышку их персонально вакуума и заканчивая ирьенином, чьи глаза постепенно становятся черными, почти что рыбьими, скулы утончаются, а волосы окончательно темнеют. Она не может не узнать в этом человеке Хаяте. Слишком уж явным становится сходство.

Но не узнает - черты лица все еще принадлежат медику. А Югао не намерена ждать, пока превращение завершится. Дрожа всем телом, она делает неуверенный шаг назад, тем самым провоцируя темноволосого демона последовать за ней. Его глаза не позволяют ей отвести взгляд, заставляя биться о невидимые стены в невозможности отдалиться от него. Когда он наклоняется к ней, опаляя губы горячим дыханием, Югао готова прокусить от напряжения язык - лишь бы не чувствовать приторного смрада, плотной пленкой оседающего на ее губах. У нее не остается более сомнений - перед ней бог смерти, желающий высосать ее душу, выпить до последней капли. Скорее всего, потрясение оказалось слишком сильным, она все еще не может справиться с галлюцинациями. Подержим её еще два дня, а там посмотрим.

Настоящее время.
Югао неспешно открывает глаза и едва сдерживает крик - стены идеально белые, на соседней койке идеально заправленая постель, а голова даже не болит, скорее всего эти страные провода, венком опуьывающие волосы куноичи делают свое дело. Картины жуткого видения еще стоят перед глазами, когда Хаяте, будто измываясь над ней, подбирается все ближе, с поразительной точностью повторяя ее недавние движения. Его ладонь на ее плече - неправильная и излишне аккуратная. Он не пытается ее ударить, обвинить в случившемся, отомстить любым способом. Хаяте молчит и это пугает Югао сильнее, чем если бы он вдруг начал гневно кричать на нее, брызгая слюной во все стороны. Она на своем опыте - пусть и мнимом - убедилась, что молчаливый Гекко далек от реальности, и Югао действительно прилагала все усилия, чтобы как можно скорее оправиться. Она ведь АНБУ, она столько пережтила, и, наверное, переживет еще достаточно, но смерть самого близкого человека, подлая и жестокая смерть разрушило хрупкое равновесие в душе куноичи.

И лишь одно позволяет ей расслабленно выдохнуть - убаюкивающие звуки, доносящиеся со всех сторон. Голоса в коридоре, шепот у самых дверей, едва ощутимый вой сквозняка и шелест страниц - никогда еще Югао не была так рада подобным мелочам, дополняющим реальность.
И если бы не тошнотворно-стерильный едкий запах, она бы подумала, что оказалась в раю.

Ее руки дрожат, отчаянно цепляются за края тонкого колючего одеяла, совершенно не согревающего. Особенно теперь, когда она пришла в сознание и чувствует все предельно остро. Югао чувствует, как по спине мучительно медленно сползают влажные горячие капли пота, как хочется их растереть и вновь погрузится в спасительный сон. Чувствует, как саднят ноги - от узких бедер до коленей и вниз, до окольцованных бинтами щиколоток - там мелкие синяки и ссадины; хочется расчесать их до крови, до самых костей, чтобы убедиться, что ноги в полном порядке и ей не придется в страхе пересчитывать пальцы позже, когда никто не будет видеть.

И вот сейчас ирьенин стоит в проходе, бледный, как обычно и светловолосый. Никаких намеком на хоть малейшую схожесть с Хаяте. Югао не чувствует ни радости, ни облегчения. Она все еще опасается его, а потому пристально следит за каждым его вздохом. Взгляд медика подозрительно мягок, но тем не менее почти неподвижен и устремлен в одну точку. Югао могла бы сказать, что ирьенин чем-то ошарашен, поражен, но вокруг нет никаких раздражителей, способных привести мужчину в подобное состояние, поэтому она лишь отмахивается от подобных мыслей, прислушиваясь к звукам более реальным - рядом с дверью в их палату какое-то движение и приглушенные голоса. Это может означать лишь то, что их покой вот-вот нарушат. Это определенно ирьенины - входят быстро и уверенно, чувствуя себя абсолютно комфортно в этом белом саду меланхолии. И это явно самая лучшая новость за сегодня.

- Охайо гозаимас, Узуки-чан. Как вы себя чувствуете? О, видимо, прекрасно, раз у вас уже были посетители - странно, никто не отмечен, - женщина в очках разговаривает слишком живу и слишком быстро, как кажется Югао, которой хочется только молчать и слушать тишину. Она бросает короткий взгляд туда, куда указывает ирьенин и, наконец, понимает, почему оба медика были удивлены - на прикроватном столе лежал цветок, оставленный, судя по всему, недавно, растение еще не успело начать увядать. Было бы неплохо поставить его в воду - проскакивает у нее в голове, а после легкая улыбка касается губ, - Ну вот, вы уже улыбаетесь. Анализы в норме и состояние стабилизированно - это значит, вы можете отправляться домой. Я отправила отчет Третьему, что к работе вы тоже допущены, главное чтобы она не напоминала... Ну, вы понимаете, - она так и не договорила, только грустно покачала головой, что-то проверяя на аппарата, стоявшем в комнате у Узуки. Югао сморщилась, будто ее ударили. Только один человек мог вот так принести ей цветок, и она непременно его поблагодарит при встречи.

Югао покидает палату почти сразу же, оставляя позади некую напряженность. В одно мгновение она начинает чувствовать себя невероятно лишней. Хочется омыться чистой водой, чтобы стереть с себя эти сочувствующие взгляды, жирным маслом стекающие по ее слабой еще ауре.  Вот уже на улице ее настегает привычная коноховская суета - кто-то спешит по делам, другие же неторопливо перетекают по улицам. Югао видит на противоположной стороне пару знакомых, но как-то не спешит приближаться к ним. Даже жалеет, что сейчас с собой не было плаща Анбу или маски - вот тогда было бы проще. Впрочем, вышеупомянутые предметы лежали в ее комнате в общежитии, и язык пока не поворачивался называть их с Гекко семейное гнездышко ее. Видимо, теперь придется.

В комнате пахнет давно стоящим закрытым помещением и пылью - за четыре дня ее скопилось немало, что весьма огорчило девушку - чистоту она любила слишком сильно. Распахнув окно, она остановилась. Кажется, были незавершенные миссии, были какие-то дела - но Югао о них не помнила, даже вспоминать не хотела. Обстановка в комнате - вещи, кровать, даже фотография на столе, все это действовало на нее не так, как думали ирьенины, не помогали успокаивать. Наоборот, пробуждали ненужные воспоминания и делали живой - а у Анбу нет чувст. И чем быстрее она снова осознает это, тем лечге будет. А пока Узуки берет в руки фотографию, стирает кончиками пальцев пыль и чувствует, как по щеке катиться непрошенная слеза.

Югао бросает торопливый взгляд на плащ и маску, и с облегчением замечает, что они остались на том же месте. А кому их убирать, иронично добавляет внутренний голосок девушку, заставляя поставить снимок обратно на стол. Она немного колеблится, он доставляет ей слишком много ноющей боли, и Узуки думает, а не убрать бы его в стол, пока легче не станет. Но приходит к выводу, что с чувством потери, как и с врагом, лучше встречаться лоб в лоб - раз и навсегда. Чтобы потом не так страшно было. Для уверенности Югао нервно передергивает плечами, но не разворачивается к зеркалу, а лишь запрокидывает голову вверх. Фарфоровое очертание зверя скрывает ее лицо с заметными синяками и осунувшимися скулами, кажется, больничный режим не всем шел на пользу.

Осознание того факта, что работа Анбу продолжается, заставляет ее выдохнуть и, поправив плащ, выскользнуть из комнаты - было бы неплохо поесть чего-то более сытного, но во внутренем кармане жилета лежали походные пилюли - Югао даже нащупала их пальцами для уверенности, и этого ей было вполне достаточно. Есть пока не особо хотелось, а отвратительное пюре болотно-зеленого цвета еще долго будет напоминать о себе приступом тошноты.

Из воронки воспоминаний Югао грубо и и беспощадно вырывает приторный щебет магазина Яманака и умертвительный болотно-сладковатый запах их цветов. Если бы только Югао могла отправиться подальше из Конохи... Хотя, нет, не так. Если бы Югао имела полное и абсолютное право сделать это прямо сейчас, она бы смерилась и с долгим походом и скудным рационом миссии, дишь бы убраться отсюда. Лишь бы не лицезреть, как розовые ленточки обвавают готовые букеты, как черная обвивавает фотографию Хаяте. Какая, однако, ирония. Она спешит в резиденцию Третьего, не зная, что и как ему скажет. Врядлли, конечно, попросит шестидневную прогулку до Суны или более дальнюю до Кири, но можно и попытаться.

Застав в кабинете Хирузена и Какаши, девушка на секунду замялась. В кабинет она еще не зашла, но, будучи сенсором, чакру обоих мужчин чувстовала заранее, адреналин, нежиданно выбросившийся в кровь, заставляет ее не развернуться перед дверью и убаться прочь, а зайти. Кажется, она забыла постучать, поэтому выдавила из себя виноватую улыбку после поклона - маска с тихим бряком ударилась о бедро.
- Хирузен-сан - интересно, ее голос всегда звучал так... неуверенно? разбито? покорно, скорее, - Ирьенины сказали, что отчет о моем состоянии был передан вам в руки, - она быстро перевела взгляд на Копирующего и кивнула ему, хотя Хатаке не спешил делать то же самое. Какаши одним словом, что с него взять, - Верно, я получил его утром. Рад видеть тебя в строю, Югао. Ты что-то хотела? - Югао смотрит на Третьего снизу вверх, но чувство собственной уверенности все еще при ней. Интересно, на долго ли.

- Миссия Хаяте. Я прошу у вас разрешение ее выполнить, - твердо и решительно наступает Узуки, толкая Хирузена к самому краю. Собственный голос как гарант реальности это мира срывается на высокую ноту только в самом конце, и девушка сглатывает, нерешительно переступая с ноги на ногу. Быть требовательной к Хокаге отчасти не справедливо. Югао видит, что в нем происходит внутренняя борьба, которая так легко может окончится на лаконичном "нет". Хирузен Сарутоби соединяет руки за спиной и отворачивается от шиноби к окну. Молчит. Время для куноичи тянется долго и томительно, до тех самых пор, пока Хокаге не роняет одну-единственную фразу: Командиром отряда назначен Какаши. Замену... Хаяте выбирает он.